Теодор Адорно - Исследование авторитарной личности

Призывая к неутомимости, агитатор, однако, не хочет вызвать у сторонников состояние полного «бодрствования», осознанности и ясности. Само собой разумеется, он желает, чтобы они были деятельными и готовыми к действиям, но как бы под чарами. Название «массовый психоз» содержит для фашистов долю этой правды, хотя оно недооценивает часто в высшей степени рациональный элемент, т. е. надежду последователей на материальную выгоду и улучшение их социального статуса. Достоверно все-таки можно сказать: в большей степени это активность загипнотизированных, являющаяся целью фашистской пропаганды, а не активность осознающих ответственность и думающих индивидов. Поэтому настоящий призыв к неутомимости действует как наркотик. Именно так, так как последователи должны некоторым образом впасть в сон и действовать во сне. Им постоянно приказывают быть бдительными и не спать. Из внешне амбивалентного состояния между сном и неутомимостью агитатор извлекает пользу. Кто должен спать, в то время как ему внушают, что он должен быть неутомимым, что он и есть неутомимый, тот будет меньше сопротивляться воле вождя. Внушают, что ему сделали прививку против заразной, угрожающей здоровью болезни6.

Трюк «Посланец»

Особенно характерна для Томаса последняя специфическая особенность, так как она явно несовместима с образом вождя, но, наверное, очень соответствует типу вождя фашистов – это идея, что говорящий не сам спаситель, а только его посланник. Трюк посланца у Томаса заимствован из языка теологии, особенно из роли Иоанна Крестителя. «Иоанн был достаточно умен, чтобы знать, что он не полностью соответствует этому другому месту. Он понимал, что у него есть свои собственные таланты, но что он не был избран, чтобы вступить в свет креста Иисуса Христа. Это – чудовищная правда, которую мы осознаем и которой мы должны повиноваться. Если мое сегодняшнее послание хвалит Мартина Лютера Томаса или какое-либо другое человеческое существо, тогда оно совершает ошибку, но если это послание великого христианского американского крестового похода возвышает Сына Божьего, то это движение будет иметь успех… Я не знаю, каковы ваши таланты в жизни. Может быть, вы должны быть только посланцем. Быть посланцем сегодня – лучшее задание в мире. Ну вот, теперь я посланец, которого Бог послал в мир. Вы тоже». Здесь нас интересует не хорошо продуманное смешение светских и духовных вещей, креста Христа с христианским американским крестовым походом, а идея посланца и заявление Томаса, что он пророк, который не сам может исполнить надежды, которые он пробуждает. Это может показаться случайным добавлением агитатора, которое имеет мало общего с главным содержанием фашистской пропаганды, саморекламой вождя. Однако Гитлер также при становлении национал-социализма использовал трюк посланца, когда он сказал о себе: «Я только барабанщик». Явным мотивом является тот факт, что многие фашистские вожди вначале были в большей степени пропагандистами, а не политиками, это – само по себе знаменательное явление нашего общества, в котором все больше стирается граница между рекламой и действительностью. Между тем и этот трюк имеет также психологическую подоплеку, которую, наверно, может прояснить случайное замечание Томаса о его отце: «Мой отец был очень умным человеком. К сожалению, его сын ничего не унаследовал от его ума». Пропагандистская ироническая скромность оратора только слегка маскирует противоположность его отцу, которая проявляется также и в других высказываниях, особенно когда Томас противопоставляет свое религиозное рвение мнимому «агностицизму» отца. «Моя борьба» Гитлера не оставляет сомнения, что у него с отцом были острые психологические конфликты и частые столкновения по практическим вопросам. Вероятно, в трюке «барабанщика» или «посланца» выражается желание говорящего считать образ сына тем, кто еще не является самим «ожидаемым»7. Эмфатическое противопоставление понятий сына и Бога отцу является, между прочим, одним из центральных пунктов в теологических «вывихах» Томаса. Агитатор, который хочет, чтобы его последователи отождествляли себя с ним, подражали ему, представляется не только как превосходящий их, как сильный человек, но одновременно и как его полная противоположность. Такой же слабый, как и они, он скорее сам нуждается в спасении, а не может быть спасителем. Он сын, подчиняющийся отцовскому авторитету, зависимый человек, и состоит на службе у более старшего, чем он сам8, который, однако, уже не отец, а что-то расплывчатое, смутное и весьма неопределенное. Все стимулы позволяют сделать вывод, что это общность «сынов», объединенных в фашистские организации, чья власть является психологической компенсацией слабости отдельного. Образ фашистского диктатора не является больше образом отца. В современной фазе общественного развития, когда семья перестает быть самосохраняющейся, независимой экономической единицей и отец не является больше гарантом жизни своей семьи, он не представляет больше психологически превосходящую общественную инстанцию. Если образу Сталина еще присущи некоторые восточные, патриархальные черты, то у Муссолини имеются только намеки на них, а у холостяка Гитлера и его коллективного образа они отсутствуют полностью. Гитлер выступает, более того, как бунтующий, невротический слабый сын, которому обеспечивает успех как раз невротическая слабость, так как она позволяет ему раствориться среди себе подобных в движении. Фашистский вождь должен достичь власти путем «самоотдачи», путем передачи себя обществу. От общества он получает обратно свой авторитет, за него он хлопочет во всех своих символических высказываниях. Отсюда идет тенденция подчеркивать, что он уже не спаситель, а его посланец или заместитель. Томас, с точки зрения публики, которая чаще всего состоит из людей среднего возраста со строго христианскими убеждениями, более патриархален, чем современные фашистские типы вождей. Это ни в коей мере не делает его более безвредным, однако его специфические качества позволяют ему оказывать влияние на группы людей, трудно достижимые для пропаганды9. Но он не может полностью отказаться от фашистского толкования «сына», которое проявляется в уверениях в его смиренной преданности чему-то большему, чем он сам в своей миссии простой предтечи спасителя. Подлинный психологический трюк фашизма состоит в превращении предшественника посредством определенных неосознанных механизмов в того, кого он должен провозгласить.

«Большой маленький человек»

За исключением его тяжеловесных, неосознанных импликаций трюк «посланца» входит в более общую структуру фашистской пропаганды. Он обозначает констелляцию, которая характеризует общую связь между оратором и слушателями. Как воплощение психологической «интеграции» своей публики в единство, оратор одновременно слаб и силен, слаб, поскольку каждый отдельный человек из толпы считается способным отождествить себя с фюрером, который поэтому не может его слишком превосходить; силен, поскольку он представляет могущественный коллектив, который образовался благодаря единению слушателей. Он создает себе имидж большого маленького человека с оттенком инкогнито того, который идет неузнанным по тому же пути, что и другие, но который в конце должен проявиться как спаситель. Он требует интимной идентификации и поддержания раболепной дистанции; поэтому его образ намеренно противоречив. Он рассчитывает на слабую память людей и полагается больше на неосознанные потребности, к которым он взывает в различное время как к консистентным рациональным убеждениям.