Лев Гудков - Возвратный тоталитаризм. Том 2

Обратимся к динамике изменений, взяв их в качестве операционального маркера имена = символы, с которыми в массовом сознании населения России связаны различные исторические эпохи.

Таблица 121.2

Назовите, пожалуйста, 10 самых выдающихся людей всех времен и народов

В % от числа упоминаний, открытый вопрос, данные ранжированы по последнему опросу; приводятся только те имена, которые названы не менее 12 % опрошенных.

Сильнее всего снизился статус Ленина (в первую очередь как революционера, большевика и теоретика марксизма, автора доктрины «диктатуры пролетариата», инициатора красного террора и гражданской войны, затем – как руководителя первого в мире пролетарского государства, для ныне живущих ассоциируемого главным образом с послевоенным периодом, а именно: с авторитетом одной из двух супердержав, созданной Лениным) ( табл. 121.2 ). С первого места (72 % в последние годы советской власти) Ленин переместился на 4-ю позицию (32 %). Ушли в небытие и все прежние советские идолы – Маркс, Энгельс, еще раньше оказались забыты и знаменитые в 1930-е годы деятели времен революции и Гражданской войны в России, подвергнутые принудительному забвению в ходе сталинских процессов, чисток и репрессий. Попытки выдвинуть на их место царя Петра I (насильственно насаждавшего европейские порядки в традиционной, почти византийской России), которые в первые годы институциональных реформ были предприняты российскими либералами, были довольно скоро остановлены – пик символической значимости Петра I, навязывания идеи «революции сверху», приходится на вторую половину 1990-х – начало 2000-х годов. Вместе с имперским вариантом имен с первых мест в национальном пантеоне на второй план оказались отодвинуты и символы российской культуры, науки и образования: Пушкин и Ломоносов, а также знаменитые полководцы и военачальники – Суворов, Жуков, Кутузов и др. Быстро оказались забытыми и политические и моральные авторитеты времен перестройки (Горбачев, Сахаров). Единственным, чей символический капитал непрерывно рос, оказался Сталин, в первые годы редко упоминавшийся среди самых важных деятелей прошлого. После прихода к власти Путина началась тихая, но упорная ресталинизация, и к 2012 году Сталин возглавил список самых значимых великих людей России, конкурируя лишь с Путиным. Речь, разумеется, идет не об исторически реальной личности Сталина, а о возрождении и переработке державного мифа Сталина – победителя во Второй мировой войне и «эффективного менеджера», обеспечившего суровыми методами быструю индустриализацию аграрной и отсталой России.

Изменились не только ранги значимости имен знаменитых в прошлом исторических фигур, изменился и знак отношения к деятелям революционной эпохи, оценка их в общественном мнении ( табл. 122.2–123.2 ). Симпатии ко всем деятелям революции (кроме Сталина) уменьшились, напротив, выросли антипатия и негативные оценки роли (опять-таки исключая Сталина) Бухарина, Троцкого и других ключевых фигур времен революции, Гражданской войны и утверждения советской власти. В годы перестройки они отчасти виделись как умеренная социалистическая альтернатива сталинскому террору и индустриализации за счет разорения крестьянства, но утратили вместе с идеей социализма всякую привлекательность. Не только Ленин и Дзержинский, но и они сохраняют большую значимость лишь в среде очень пожилых людей, идеологический импринтинг которых пришелся на середину 1960-х годов, когда среди образованного чиновничества была популярна идея реформ и «социализма с человеческим лицом», умершая вместе с подавлением «Пражской весны». То же самое произошло не только с Дзержинским [20] Популярность Дзержинского объясняется последовательной практикой «очеловечивания», «гуманизации», «утепления» его образа фанатичного и жестокого руководителя ВЧК, борца с детской беспризорностью, созданного уже после его смерти советской пропагандой, кинематографом и вошедшего в школьные учебники и популярную литературу. Поэтому отношение к нему всегда было позитивным, симпатию высказывали 45 %, но к 2017 году доля таких мнений сократилась до 16 %, правда, показатели антипатии не изменились. Это указывает на устойчивую, хотя и незначительную величину группы людей, более или менее знакомых с литературой о деятельности репрессивных органов большевистской власти. , но также, по другим данным и материалам, и с Тухачевским, Блюхером, Якиром и другими командующими Красной Армии в Гражданской войне, расстрелянными в 1930‐е годы, к которым первоначально общество испытывало явное сочувствие, но по мере распространения знаний об их роли карателей во время крестьянских восстаний 1920‐х годов отвернулось от них.

Таблица 122.2

Кто из времен революции вызывает у вас наибольшую симпатию?

N = 1600. Ответы ранжированы по первому замеру.

Таблица 123.2

Кто из деятелей времен революции вызывает у вас наибольшую антипатию, неприятие?

N = 1600. Ответы ранжированы по первому замеру.

За 27 лет – с 1990 по 2017 год – заметно выросла доля затрудняющихся с оценками революционных деятелей (с 12 и 25 % до 38–39 %). Это объясняется не только тем, что пришло поколение, равнодушное к старым идеологическим спорам о катастрофе 1917 года, но и сменой акцентов в идеологической работе репродуктивных институтов (в массовой школе, в университетах) и в установках кремлевской пропаганды и зависимых от власти СМИ. Эти изменения можно назвать «консервативным поворотом», нейтрализовавшим или подавившим прежние советские стандарты легитимации власти (революция и социализм) и открывшим путь для реставрации имперских и антиреволюционных представлений, заимствованных из антибольшевистской среды. Об эффективности этой политики можно судить по росту симпатий к царю Николаю II и генералам, возглавлявшим антибольшевистское движение после революции (диагностическим именем здесь оказывается адмирал А. Колчак, верховный главнокомандующий русской армией, боровшийся против советской власти и казненный большевиками в 1920 году) [21] Доля симпатизирующих и сочувствующих Николаю II выросла с 4 % в 1989 году до 17–18 % уже в конце 1990-х годов, и одновременно снизилось выражение презрения и антипатии, характерные для всего советского времени ( табл. 122.2–123.2 ). Этот эффект следует отнести не только к его прославлению РПЦ (в 2000 году царь был причислен к лику святых и признан мучеником и страстотерпцем), но и к изменению отношения к императорской фамилии российских властей. Еще во времена правления Ельцина власть и церковь начали пытаться установить преемственность постсоветской России с дореволюционной, «найти в этом национальную идею». О Колчаке снят художественный фильм, получивший весьма одобрительный отзывы и хорошую зрительскую аудиторию. В центре фильма были годы Первой мировой и Гражданской войны, хотя Колчак стал известен до этого, прежде всего как океанограф и полярный исследователь, а также как удачный флотоводец, военный и морской министр. То, что такое отношение к антибольшевистским деятелям не случайность, а отражение определенных сдвигов в общественном сознании, происходящих в ходе поисков новой легитимности российской власти, подтверждают и данные опроса 2005 года, свидетельствующие о росте позитивного отношения к генералу Деникину – одному из организаторов Белого движения, рисуемого советскими пропагандистами, писателями, кинорежиссерами в самых черных красках. См.: Общественное мнение – 2005. С. 181. Табл. 23.47. . Но одновременно нужно говорить и о смене акцентов в отношении к символическим фигурам советского пантеона: Сталин (за этим – комплекс представлений о победе в войне, великой державе, «эффективной» модернизации) постепенно оттеснил Ленина (основателя первого в мире пролетарского государства, лидера революционной партии большевиков, теоретика марксизма). Нейтрализованными в данном случае оказались именно значения, связанные с массовыми репрессиями, государственным насилием, истреблением крестьянства, гибелью людей от голода и нужды, цены победы и форсированной модернизации.