Коллектив авторов - Россия и мусульманский мир № 6 / 2017

Аннотация.В статье автор анализирует процесс формирования и развития политического класса России, достаточно подробно разбирает его структуру, роль и влияние, которое оказывают на современный политический процесс основные группы российского политического класса. Особое внимание уделяется сравнительному анализу особенностей формирования советского и современного российского политического класса, значению исторических традиций России для рекрутирования российской политической элиты и других составляющих современного российского политического класса.

Ключевые слова: политический класс, политическая элита, бюрократия, политические консультанты, политические технологи, политические журналисты, политические эксперты, политические лоббисты, партийные функционеры.

Ядром политического класса является политическая элита – особый социальный слой, в руках которого находится реальная власть, принимающий важнейшие стратегические политические решения. Свою власть и влияние она осуществляет через субэлиты различных социальных групп и слоев (бизнес-элиту, медиаэлиту, творческую элиту и т.д.), пополняется за счет этих элит, питается идеями, выработанными их представителями.

Политическая элита включает в себя руководителей государства, членов правительства, законодательных органов, которые непосредственно принимают политические решения на государственном уровне. В более широких трактовках к ней относят и политические фигуры среднего звена, значимые для региональной политики. При формировании современной российской элиты решающее значение имеет вхождение в определенную элитную группу и приверженность лидеру – руководителю этой группы.

К сожалению, современная политическая элита России во многом состоит далеко не из лучших представителей российского общества. Характеризуя политическую ментальность российской политической элиты, многие исследователи подчеркивают ее беспринципность и «холопство». Так, О. Гаман-Голутвина отмечает, что «преклонение перед силой остается доминирующей установкой поведения и центральной, и региональных властей, и населения» [Гаман-Голутвина 2000: 172].

Это приводит к безоговорочной преданности президенту (кто бы ни занимал этот пост), с одной стороны, и устойчивому приоритету клановых интересов над общенациональными – с другой.

Исследователи выражают обеспокоенность сложившимся стратегическим потенциалом политической элиты, которая призвана защищать общество и повышать уровень его благосостояния. Так, Т. Заславская полагает, что элите «удалось создать такие правила игры, которые обеспечивают ей бесконтрольность и безответственность перед обществом. Результатом является углубление взаимного отчуждения власти и общества, проявляющегося, с одной стороны, в равнодушии власти к бедам народа, а с другой – в тотальном недоверии народа к представителям и институтам власти» [Заславская 2004: 295].

Как известно, Россия – страна, имеющая неблагоприятные природно-климатические и демографические условия, характеризующаяся скудостью производимого прибавочного продукта, что в сочетании с необходимостью веками отстаивать свою независимость в условиях экспансии многочисленных завоевателей Запада и Востока, управлять огромной территорией сформировало Российское государство, в котором ведущую роль играют бюрократия, профессиональные управленцы, сотрудники государственного аппарата. Российская бюрократия традиционно принимала активное участие в подготовке и принятии важнейших государственных политических решений. В ходе длительной исторической эволюции она превратилась в мощное социальное образование, функционирующее не только как внутригосударственная, но и общественная структура, заменяющая собой настоящие общественные образования экономического и социального порядка.

Исходя из исторических традиций, бюрократия является фундаментальной основой и современного Российского государства, сохраняя свое значение и в советскую, и в постсоветскую эпоху. Примечательно, что число государственных служащих в советское время составляло примерно 0,1% общей численности населения страны. В нулевых годах их численность в России увеличилась в 3 раза (при этом население страны уменьшилось вдвое) и стала составлять 1 млн 200 тыс. человек, или 0,8% общей численности населения. Численность правящей элиты при этом возросла всего с 900 до 1060 человек [Баранов 2006: 145, 146].

Постсоветская бюрократия среднего звена долгое время формировалась из представителей советской номенклатуры. Ряд исследований показывает, что фундамент служащих нового государственного российского аппарата в течение ряда лет в постсоветский период составляли представители второго и третьего эшелонов старой советской номенклатуры, которые передавали новому поколению российской бюрократии специальные знания и опыт, в которых она нуждается. Например, как подчеркивает В. Очирова, в советских органах государственной власти в Бурятии работали 62,3% современных чиновников, в Сахе (Якутия) – 62,4, в Тыве – 78,1%. Причем многие их них отмечали, что прошли всю советскую партийно-комсомольскую школу и перечисляли ряд занимаемых должностей в номенклатурной иерархии [Очирова 2011].

Несмотря на то что сегодня в государственном аппарате Российской Федерации работают в основном представители нового поколения государственных служащих, в России фактически нет таких регионов, где органы власти в постсоветский период сразу были бы сформированы на основе кардинального обновления управленческой бюрократии.

Можно согласиться с утверждением В. Мохова, что бюрократия за годы постсоветского развития повысила свой политический статус. Де-факто она стала силой, консолидирующей российские элиты, выражающей коллективную волю их наиболее влиятельных групп [Мохов 2008].

По подсчетам В. Мохова, сегодня численность работников государственных органов и органов местного самоуправления, которых по характеру своей деятельности и политической роли можно отнести к политическому классу, составляет примерно 170–180 тыс. человек, в том числе на уровне федеральной государственной власти – около 5 тыс. человек, на региональном уровне (с учетом федеральных гражданских служащих регионального уровня власти) – около 60–65 тыс. человек, на местном уровне власти – около 100 тыс. человек [Мохов 2012: 159].