Коллектив авторов - Россия и мусульманский мир № 9 / 2016

Специалисты определяют состояние современного мира как «бытие на разломе». Традиции, обычаи, образ мыслей и действий, ценности и нормы – всё то, что позволило человеку и обществу ориентироваться, объединяться, консолидироваться, идентифицироваться, отождествлять себя с себе подобными (или выделять среди других), пришли в движение, потеряли свою прежнюю устойчивость и определенность. Гигантские политические, социальные и информационные изменения, происшедшие на рубеже веков, заставили по-новому взглянуть и на многие проблемы и понятия, долгое время казавшиеся незыблемыми. К их числу, несомненно, относится и идентичность.

Как совершенно справедливо в этой связи заметил Зигмунд Бауман, вместо разговора об идентичностях, унаследованных или обретенных, более уместным и соответствующим реальностям глобализирующегося мира выглядело бы исследование идентификации никогда не заканчивающейся, всегда завершенной, неоконченной, открытой в будущее – деятельность, в которую все мы по необходимости или сознательно вовлечены [Бауман 2002: 192].

Для России, которая немногим более двух десятков лет назад сменила вектор своего общественного развития, задача определения своей идентичности, вопросы: куда идем, какое общество строим, кто наши союзники, а кто соперники, что нам дорого, каковы наши ориентиры развития, как мы представляем свое будущее, – безусловно, одни из самых актуальных.

Многонациональный и многоконфессиональный состав населения России, увеличивающийся поток эмигрантов, смена поколений, гигантский разрыв между бедными и богатыми, наследие СССР, многие другие факторы делают процесс национально-государственной идентификации России чрезвычайно сложным и актуальным. От того, как идентифицирует себя Россия, какой вектор развития она выберет, в конечном счете, зависят как ее отношения с другими странами и народами, так и внутриполитическая, социальная и духовная жизнь страны, ибо именно макрополитическая идентификация определяет общий смысл жизни нации-государства, служит укреплению солидарности граждан, легитимности политического порядка, задает целостные координаты политических действий.

Идентификация, ясность ориентиров развития, модели будущего, помимо прочего, обладают огромной мобилизующей силой. Невольно вспоминается: «Мы наш, мы новый мир построим». И худо-бедно – строили. Каков же этот «наш новый мир» сегодня, что мы строим? И как? Важность национально-государственной идентификации новой России политическое руководство страны осознало довольно быстро. Уже первый президент России поручил группе интеллектуалов сформулировать национальную идею страны. Итог работы этой группы оказался никчемным, и другим он быть не мог. Никто не снимает с элиты задачи формирования национально-государственной идентичности, но, во-первых, не в отрыве от рядовых граждан. Задача элиты в данном случае – почувствовать, выразить, оформить массовые настроения, устремления, установки и т.д. (в том числе касающиеся прошлого и будущего), разглядеть, что в них соответствует требованию дня, и предложить приемлемые, не вызывающие отторжения ориентиры. Если элита оторвана от народа, она не способна решить эту задачу по определению.

Во-вторых, элита – на то она и элита, чтобы не просто «идти вослед» массам, а видеть глубже, дальше, мыслить перспективно, масштабами будущего страны и мира, реалистично оценивать наличные ресурсы и возможности (а не только предлагать идеи и ориентиры, способные увлечь массы). Ельцинская элита на это не была способна. Ее ви́дение будущего мира и место России в нем во многом укладываются в ставшее афоризмом выражение героя известного романа Ильфа и Петрова: «Запад нам поможет». Сегодня любому очевидно, как он это делает.

В-третьих, наивно было бы полагать, что «формулу» национально-государственной идентичности можно выработать в директивно определяемые сроки. Это длительный эволюционный процесс, и попытка его подстегнуть, «пришпорить» может привести к непредсказуемым результатам (впрочем, равно как и отсутствие желания или умения запустить процесс идентификации).

В-четвертых, чрезвычайно важен выбор механизма запуска процесса. Необходимы широкое обсуждение проблемы национально-государственной идентичности страны и поиск путей и средств ее формирования. К дискуссиям о ее сущности и содержании должны быть подключены все политические силы, представители самых различных слоев и групп населения, исключая, может быть, только маргиналов. Смыслообразующие для нации элементы идентификации должны быть предметом достигнутого консенсуса. Только это и может обеспечить реальное, а не ситуативное единство и стабильность общества и государства.

В-пятых, необходимо постоянно иметь в виду, что в процесс идентификации включаются (хотим мы того или нет) внешние акторы – как определенные организованные структуры (различного рода иностранные фонды, международные общественные организации), так и выступающие в виде информационных и иных контактов отдельных лиц. Самый яркий пример того, к чему приводит игнорирование названных принципов формирования национально-государственной идентичности, – это кризис, фактически гражданская война на Украине. Несомненно, одна из самых весомых причин его – попытка кардинально переформатировать национально-государственную идентичность, не считаясь с волей и желанием большой части населения страны.

Переформатирование идентичности шло сразу по всем трем кластерам, характеризующим в совокупности содержание идентичности:

– «значимые они»: Россия из дружеского государства превращалась в исторического врага Украины («голодомор» и т.п.);

– переписывание прошлого (Бандера и Шухевич из пособников фашизма превращались в национальных героев);

– создание мифологического образа другого коллективного «мы», генетически и культурно не имеющего ничего общего с русским народом (Украина – не Россия).

Трудно представить себе, как эту конструкцию могут принять жители востока и юга Украины, говорящие в своем большинстве на русском языке и тесно связанные с российской историей и культурой, отцы и деды которых воевали с теми же Бандерой и Шухевичем.