Коллектив авторов - Россия и мусульманский мир № 5 / 2015

Рукопись представлена на латыни и никогда ранее не идентифицировалась в качестве «Этики» Спинозы. Она зарегистрирована в каталоге манускриптов под названием «Теологический трактат».

Пина Тотаро отмечает, что та самая организация Ватикана, которая была ответственна за цензуру, сохранила рукопись на века, обеспечив выживание копии рукописи наиболее важной философской работы Спинозы 10 10 См.: Ibid. – P. 466. .

Теологический смысл рукописи Спинозы проявляется в воспроизведении доноса на него Нильса Стенсена, с которым Спиноза водил дружбу в студенческие годы и который был обращен из лютеранства в католицизм во Флоренции в 1677 г. и стал доказывать свою лояльность Римской церкви путем успешного обращения в католицизм Альберта Бёрга, который возможно был учеником Спинозы. Альберт Бёрг появился в списке организации, созданной в Риме вследствие новой церковной политики, и характеризовался как 26-летний блондин, обращенный во Флоренции Стенсеном. Стенсен вскоре был назначен епископом в Северной Германии.

Спиноза в связи с обращением Бёрга написал ему письмо полное философских намеков и автобиографических замечаний.

На высказывание Бёрга, что, став членов Римской церкви, он готов без всяких сдержек выступать против своих оппонентов, Спиноза писал, что он не хотел отвечать на его письмо, будучи убежденным в том, что скорее время, нежели аргументы, есть то, в чем нуждается Бёрг, чтобы восстановить и себя, и свою семью 11 11 См.: Pina Totaro (senior Rescacher at ILIESI-CNR, Sapienza University of Rome (Italy)). On the Recently Discovered Vatican Manuscript of Spinoza’s Ethics // Journal of the History of Philosophy. Vol. LI. July 2013, N 3. – P. 466–468. . Таким образом, Спиноза был убежден, что время обеспечит полное торжество нового миропонимания , определяющего истину самосознания человека и формирование цивилизации, основанной не на традиционной вере, а на новой рациональной философии. Его предвосхищение будущего безусловно находило подтверждение в духовной эволюции интеллектуальной Европы. Показательной в этом отношении является позиция Гёте, который считал, что человек достигает уверенности в своей сущности тем, что признает сущность вне себя подобной и закономерной. Г. Зиммель, комментируя эту позицию Гёте, писал, что «субъект и объект имеют общие корни в некоем более первоначальном и предельном бытии, в некоей последней закономерности… Здесь обнажается последний узловой пункт всех духовных путей Гёте, всего его образа истины…» 12 12 См.: Г. Зиммель. Гёте. Перевод А.Г. Габричевского // Александр Габричевский. Избранные труды. Гётеана. Петроглиф. – М.; СПб., 2014. – С. 373. .

Казалось бы, если найден стратегически верный путь к конечной истине, то ее постижение становится скорее технической, нежели концептуальной задачей. Однако философия обнаруживает гносеологическую трудность – невозможность конкретной расшифровки конечной причины , а стало быть, и описания субстанции , опираясь на рациональные основы опыта, логику разума и научные исследования.

Если субстанция – это продукт размышления, понятие , которое не содержит в самом себе доказательства своей объективной реальности, то тогда реальностью обладают лишь данные в опыте атрибуты – протяжение и мышление. Не случайно философские доктрины, возникающие после Спинозы, так или иначе, в той или иной форме расшифровывали понятие субстанции, представляя ее либо как материю (в трудах французских материалистов), либо как дух (в трудах немецких идеалистов). Вместе с тем субстанция оказывалась понятием, субъективность которого требовала своей интерпретации.

Если субстанция оказывается понятием , действительный эквивалент которого в объективной реальности не может быть расшифрован, то тогда его расшифровка должна происходить в сознании субъекта. В этом случае ясность и светоносность мироздания переходит в сознание субъекта и превращается в мировоззрение .

Истина мироздания воспринималась как принудительная сила, игнорирование которой означало вступление на путь не-истины.

Теперь аналогичной принудительной силой начинает обладать мировоззрение. Опыт XIX и XX вв. раскрыл принудительную силу мировоззрения.

Фанатизм мировоззренческих движений требовал ответа на философский вопрос: как возможно, чтобы представление сознания воспринималось как исходное и объективно-истинное первоначало цивилизационного бытия?

В Новое время первый шаг в ответе на этот вопрос сделал Франц Брентано (1838–1917).

Как известно, Франц Брентано развил концепцию интенциональности, которая давала интерпретацию ментальных состояний, имеющих определенную направленность на объективность, т.е. относящихся к чему-то за пределом субъективности и в этом смысле претендующих на объективный смысл, т.е. на истинность.

Проблема интенциональности не была новой. Ею занимались уже схоласты, считая интенциональным (ментальным) несуществование объекта.

Брентано, однако, считал, что существование внешних объектов выводится из внутренних опытов, поскольку внешняя перцепция ошибочна, тогда как истина внутренней перцепции самоочевидна. В этом смысле реальность «психического феномена» являла свою противоположность «физическому феномену».

Концепция Брентано, открыла новые возможности для феноменологических исследований «субстанции», оказала влияние на Гуссерля, Хайдеггера, на аналитическую и континентальную философию. Интенциональность, как явление «психического феномена», имеет направленность на что-то, что может находиться «за пределом», т.е. быть трансцендентным по отношению к субъективности. Дермот Морен, сотрудник университетского колледжа в Дублине (Ирландия) и Университета Мердоха (Австралия), отметил тот факт, что Иммануил Кант в 1772 г. в письме Маркусу Герцу характеризовал проблему ментального состояния как проблему точности . Он ставил в качестве приоритета вопрос о значащей репрезентации , а не о знании , поскольку наши идеи таковы, что как будто они указывают на что-то находящееся за ними самими, на что-то такое, что будто бы они говорят нам еще о чем-то 13 13 Dermot Moran. Intentionality: Some Lessons from the History of the Problem from Brentano to the Present // International Journal of Philosophical studies. Vol. 21. Number 3. July 2013. Abington. – P. 318–319. .

Вместе с тем Кант поставил под сомнение возможность постижения реальных свойств субстанции: чистый разум при таких попытках впадает в антиномии.

Рассматривая противоречия в оценках позиции Брентано, Дермот Морен отмечает, что, с одной стороны, интенциональный акт не имеет независимого существования, не является субстанцией, а с другой – утверждается, что психический феномен имеет экзистенциальное существование, направлен на некоторый вид объекта или объективности и владеет реальным существованием.