Коллектив авторов - Россия и мусульманский мир № 2 / 2014

Другим, но близким концептом, предложенным для характеристики новой эпохи, является понятие «текучей современности» как динамического потока времени-пространства, ключевыми акторами которой становятся дисперсно организованные, малозаметные властители, не привязанные к определенной территории – в отличие от массовых групп, определенно идентифицирующих себя с территорией-государством. Важнейшей характеристикой элиты новой эпохи становится мобильность (Бауман З. Глобализация. Последствия для человека и общества. – М., 2004; Его же. Текучая современность. – СПб., 2008). Для определения этой новой генерации А. Неклесса предложил удачный термин – «люди воздуха»: «К усложнившейся и модифицированной системе власти получает доступ генерация “людей воздуха”, тесно связанная с постиндустриальным (нематериальным, эфирным) производством» (Неклесса А.И. Люди воздуха, или Кто строит мир? – М., 2005. С. 22). Этот новый субъект по определению глобален и «не имеет внешних для себя обязательств: у него нет ни избирателей, ни налогоплательщиков» (Делягин М.Г. Глобальный управляющий класс // Свободная мысль. 2012. № 1/2. С. 74).

Российская элита довольно легко вписалась в отмеченную тенденцию. Платой за приватизацию статуса элиты и обретение прежним служилым классом сопутствующих этой приватизации беспрецедентных по масштабу привилегий (передающихся по наследству, а не увязанных со службой государству) и стал отказ постсоветских элит на исходе XX в. от модернизационной миссии и «сброс» территорий. Территория утратила статус фактора легитимации, таковым стал скорее фактор экстерриториальности. Российские элиты в значительной мере предстали органическим элементом номадической генерации современных элит, легитимация которых увязана с органичностью их интеграции в глобальные сообщества.

Однако в оценке отказа от модернизационной миссии элит автор далек от обличительного пафоса, как минимум, потому, что ответственность за судьбу страны несут не только элиты, но и общество: каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает. Качество руководящего слоя есть лакмусовая бумага качества общества. Кризис лидерства – верный признак упадка нации. Тяжелейшего, но временного и преодолимого или окончательного – вопрос открытый… В «Философии истории» Гегель разделял народы на исторические и неисторические. Предназначение первых – воплощение воли мирового духа (или «смысла истории» в терминологии Карла Ясперса) на различных этапах истории. Выполнив историческую миссию, народ может перейти в статус неисторического. Хочется думать, что применительно к евразийскому пространству этот исход не предопределен.

Что касается второго аспекта трансформации, то рубеж XXXXI вв. (не только в России, но в мире в целом) стал переходом к нестационарной системе социальных связей и радикальной перемене значения политики и экономики, когда важнейшей доминантой социальной организации предстала широкомасштабная маркетизация системы общественных отношений. Применительно к сфере политики эта трансформация нашла выражение в превращении политики в сферу бизнеса и формировании политических рынков как разновидности экономических рынков, основанных на принципах прямого обмена спроса и предложения. Причем последние понимаются не просто как специфика современных электоральных кампаний, представших, в том числе, как коммерческий процесс, а как глубинная трансформация системы отношений между управляющими и управляемыми. Данная трансформация затронула системы государственного управления: современные государства обрели сервисный формат, сближающий их со сферой коммерческого обслуживания.

Сказанное означает принципиальное изменение механизмов легитимации элиты: рынок «все больше и больше признается легитимной инстанцией легитимации» (Бурдье П. О телевидении и журналистике. – М., 2002. С. 42), а профессионально вовлеченные в мир политики участники занимаются политикой как бизнесом и ориентируются в своем политическом поведении на бизнес-стратегии (Пшизова С.Н. Политика как бизнес: российская версия (I–II) / Полис. 2007. № 2, 3). Это меняет легитимность существующего порядка и дает основание ставить вопрос о делегитимации демократии как идеально-типической модели политического режима и переходе к постдемократии.

В данном контексте не случайными выглядят результаты эмпирических политико-биографических исследований состава политической элиты России, согласно которым значительная часть управленческого класса (депутаты Государственной думы, члены Совета Федерации, губернаторского корпуса, федеральной исполнительной власти) по базовому профилю деятельности – это выходцы из бизнеса – либо политические предприниматели, либо предприниматели классического толка (см.: Человеческий капитал российских политических элит. Политико-психологический анализ / Под ред. Е.Б. Шестопал и А.В. Селезневой. – М., 2012).

Полученные в рамках упомянутого политико-психологического исследования данные коррелируют с результатами проведенных в разное время других исследований. Впервые вывод о том, что ведущей тенденцией рекрутирования российской политической элиты является не приток выходцев из силовых структур (о чем писали многие публицисты в начале 2000-х годов), а массовый приход в сферу управления выходцев из бизнеса, был сделан в рамках осуществленного под руководством автора этих строк масштабного проекта «Самые влиятельные люди России». Хотя в начале 2000-х годов эта тенденция действительно имела место. В этой связи в начале 2000-х годов немало писалось о том, что возрастание удельного веса действующих и бывших военных в период первого срока президентства В.В. Путина привело к формированию в России новой правящей хунты – милитократии (см., напр.: Крыштановская О.В. О формировании милитократии в России // Pro at Contra. 2003. Осень – зима. Критику данной позиции см.: Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России: персональный состав и тенденции эволюции // Самые влиятельные люди России. – М., 2004; Ривера Ш., Ривера Д. К более точным оценкам трансформаций в российской элите // Полис. 2009. № 5; Гаман-Голутвина О.В. Региональные элиты России: персональный состав и тенденции эволюции // Самые влиятельные люди России. – М., 2004). Подтверждение того, что предпринимательство стало ведущим форматом политической деятельности на примере депутатского корпуса, было получено в рамках исследования персонального состава Государственной думы в 1993–2011 гг., а также выполненного под руководством автора данных строк исследования в рамках общеевропейского проекта по изучению персонального состава национальных легислатур.