Паскаль Буайе - Анатомия человеческих сообществ

Почему мы обладаем моральным чувством и резко эмоционально реагируем на нарушение норм морали? Во всем мире люди выносят моральные суждения, следуют им, но всегда ли это происходит на основе одних и тех же ценностей? Каким образом представление о морали проникает в сознание детей? Многие мыслители считали, что человек по своей природе полностью свободен от морали, а этические чувства и мотивации каким-то образом были внедрены в людей «обществом». Но как именно это могло бы произойти?

Во всем мире существуют организованные религии. Даже в малых сообществах, где нет религиозных институций, люди говорят о духах и предках. Похоже, что люди в принципе подвержены подобным идеям. Можно ли говорить о религиозном инстинкте, некой части нашего разума, порождающей представления о сверхъестественных силах и сущностях, богах и духах? И напротив, не говорят ли религиозные представления о неком недостатке разума? Во всяком случае, как объяснить, что любая религиозная активность включает коллективные действия? Как объяснить, что людям, судя по всему, нравится такое невероятное разнообразие религиозных представлений?

Похоже, люди повсеместно питают огромный интерес к морализаторству, регулированию и просто наблюдению за поведением других. Конечно, как указывают некоторые антропологи, в первую очередь это касается малых групп, где каждый живет под пристальным оком родственников. Но и в больших современных сообществах мы видим, что людей очень интересует, как ведут себя другие, каковы их сексуальные предпочтения, как они вступают в брак, принимают ли наркотики и т. д. Это, безусловно, выходит далеко за пределы чисто эгоистичного интереса и заставляет задаться вопросом: можно ли предположить, что люди по своей природе склонны лезть в чужие дела?

В этом случайном списке нет ни особого порядка, ни последовательности, некоторые вопросы поставлены слишком широко, другие относятся к более специальным областям. Какие-то из этих вопросов философы и писатели задавали на протяжении столетий, а часть их возникает, только если вы представляете себе предысторию современного человечества. В других местах и в другие времена люди задали бы другие вопросы или иначе их сформулировали. Для нас главное – предложить тип вопросов, которые можно было бы задать исследователям жизни общества.

Подобные вопросы оказываются в центре многих дискуссий, ведущихся в современном мире, например о роли этнической идентичности в формировании наций, о влиянии экономических систем на социальную справедливость, о возможных моделях семьи и гендерных отношений, об опасности религиозного экстремизма или о последствиях того, что называют информационной революцией. Поскольку вопросы эти важные и насущные, возникает огромный спрос на простые всеохватывающие ответы, которые одновременно описывали бы и предписывали, объясняли, как работает общество, и в то же время сообщали нам, как его улучшить. Многие политические идеологии строятся на обещании такого волшебного средства, которое дает ответы на большинство вопросов и служит руководством к действию, на обещании «стройного, правдоподобного и неверного» решения, как метко выразился Генри Луис Менкен.

Но можно поступить лучше. Например, спросить себя: а что мы на деле знаем о склонностях, способностях и предпочтениях людей, которые демонстрируют все эти типы поведения? Удивительно, насколько много уже сейчас известно, например о том, как человеческий разум воспринимает мнения и оценивает их достоверность, как люди становятся приверженными своим группам и как воспринимают чужие группы, какие мотивы стоят за созданием семей и заботой о них, или о процессах, из-за которых мужчины и женщины оказываются такими разными, и т. д. [2] Sanderson, 2014.

Иногда африканские антилопы спрингбоки, увидев в саванне льва, взлетают в прыжке, словно демонстрируя себя подкрадывающемуся хищнику. На первый взгляд это самоубийственное поведение, ведь оно делает потенциальную жертву более заметной. Так же напоказ выставляют огромный и вроде бы бесполезный шлейф из длинных красивых перьев павлины. Такие особенности внешнего вида и поведения не могут не удивлять. Кажется, антилопам не стоило бы привлекать внимание хищника, а павлины попусту тратят силы, таская тяжелое оперение.

Пришелец-антрополог (а уж социолог и подавно) был бы так же озадачен многими особенностями поведения людей. Почему мы создаем устойчивые группы, конкурирующие, а иногда и конфликтующие с другими группами? Откуда возникает приверженность своей группе, порой за счет личного благополучия? Почему люди придумывают божеств и участвуют в религиозных церемониях? Почему нас так волнуют социальная справедливость и неравенство? И т. д.

Социально-культурные антропологи обычно советуют студентам исследовать нормы и модели поведения народов, обитающих в далеких странах, резонно полагая, что привычность социальных феноменов – одно из серьезных препятствий на пути к их пониманию. Принести в жертву быка, чтобы задобрить невидимых предков, – вполне разумное действие с точки зрения скотоводов Восточной Африки. Многим христианам и мусульманам столь же разумным представляется наличие целой организации с особыми служителями и зданиями, деятельность которой направлена на поддержание связей с невидимыми богами. Искать объяснение нас заставляют только незнакомые обычаи. Лучшее описание начала республиканского строя оставил французский аристократ Алексис де Токвиль. Ему были хорошо известны абсолютистский Ancient Régime (старый режим) и революционный террор, именно потому он смог увидеть в американской демократии озадачивающую странность, требующую объяснения.

Чтобы понять наиболее общие для различных культур явления: институт брака, религиозные убеждения или моральные чувства и т. п., – от нас потребуется такая же отстраненность. Но в этом случае нам придется абстрагироваться не от принятых в той или иной культуре норм, а от самого человечества. Как это сделать? Экономист Пол Сибрайт предположил, что мы могли бы взглянуть на поведение людей с точки зрения других животных. Например, если бы карликовые шимпанзе бонобо изучали людей, они бы изумились тому, как много времени и сил мы тратим на мысли о сексе, тоску по нему, мечты о нем, как много его в наших песнях, разговорах и текстах, хотя собственно до секса дело доходит редко – редко по сравнению с бонобо. Гориллы удивились бы, что лидером в группах людей не всегда оказывается самая устрашающая особь, и ломали бы голову над тем, как более слабым удается оказывать влияние на настоящих громил. Антрополог-шимпанзе задался бы вопросом, как это людям удается собираться в большие толпы без постоянных драк, почему они часто остаются на протяжении многих лет привязанными к одному и тому же сексуальному партнеру и почему отцы вообще интересуются своими отпрысками [3] Seabright, 2012, pp. 15–61. .