Георгий Долин - Понять Россию. Опыт логической социологии нации

Здесь стоит обратить внимание на достаточно существенное для понимания нашей дальнейшей истории обстоятельство. Политические элиты на Руси были изначально инородными в буквальном смысле этого слова. Это были не выдвинувшиеся из племенной массы вожди и племенные дружинники, а, как правило, чуждый, навязавший себя элемент. Отсюда братство воинов и земледельцев, которое составляет основу устойчивости ранних политических образований, было не кровным, родовым братством, а «сводным» по принуждению.

Однако ж есть и еще одно любопытное обстоятельство, позволяющее по-новому взглянуть не только на нашу, собственно русскую историю, но и на историю наших соседей. А все же, неужели бесследно исчезла русь и мы никогда не найдем иные ее следы, кроме имени нашего? Осмелюсь предположить, что на самом деле прямых потомков русов мы хорошо знаем и можем четко выделять их из других этносов вплоть до XVIII века.

Исторические источники дают скудное описание русов, и все же мы можем выявить наиболее существенные черты их как поведения, так и облика, позволяющие провести четкую идентификацию.

Как известно, основным занятием русов было военное дело. Это обстоятельство, а также внешний вид (клок волос на темени и длинные висячие усы, широкие шаровары с поясом) и география становищ невольно вызывает в нас ассоциации с хорошо известными нам запорожскими казаками. По крайней мере, стоит попробовать по-новому взглянуть на происхождение именно этой ветви казачества. Хочешь – не хочешь, но, читая описания русов, перед глазами так и видишь то репинскую картину «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», то хрестоматийный образ Тараса Бульбы.

Подталкивают к этим параллелям и сравнительная лингвистика украинского языка и языков, восходящих к германской ветви индоевропейской языковой группы. Достаточно вспомнить украинское «мае бути» схожее с английским «have been» или уж совсем очевидное совпадение в том же английском слова «hut» и слова «хата» в украинском языке. И таких примеров, позволяющих при всем родстве русского и украинского языков все же проводить между ними четкую разделительную линию – множество.

Любопытно, что многие историки, отвергая теорию происхождения запорожского кошевого казачества от беглых крестьян, указывают на то, что казаки пришли на места своих дислокаций из южных территорий. Именно оттуда, откуда предположительно вышли на историческую сцену и русы.

Я думаю, что трезвой оценке этих фактов сегодня во многом мешает все же конъюнктурность, связанная с политизацией спора между российскими и украинскими историками по поводу, образно говоря, правообладания на брэнд «Киевская Русь», «Русь» и «русский».

Увы, признать в украинском казачестве потомков руси не выгодно ни тем, ни другим. Однако хочется верить, что однажды идеологические соображения все же перестанут влиять на славянских историков и, наконец, мы не только признаем за собой кровное родство в том числе и по именованию, но и будем жить как принято родичам – по братски.

Однако прояснение этнических корней нации не дает еще возможность понять, что же все-таки двигало наших предков на историческом пути, что собрало их в некое единство, которое сегодня предстает перед миром как «эти непостижимые русские» и удивляет мир разительной несообразностью своих возможностей и реальной жизни.

Впрочем, мы все же льстим самим себе, когда с упоением и многозначительно твердим известное тютчевское «Умом Россию не понять…»

Наша национальная идентичность уже давно и четко сформулирована в своих наиболее ярких чертах. И признать их как адекватно отражающие нашу национальную душу нам мешает разве что наше же самомнение.

Как же определяется наша идентичность на фоне других уже сформулированных и, прежде всего, на фоне избранной нами для сравнения национальной идентичностью США?

Проницательный американский ученый и патриот Сэмюэль Хантингтон выделял следующие ключевые элементы культуры Соединенных Штатов, которые определяют национальную идентичность ее граждан: английский язык, десять евангельских заповедей, английские же представления о главенстве закона, ответственности правителей и правах отдельных личностей, а также «раскольнические» протестантские ценности – индивидуализм, рабочая этика, убежденность в том, что люди могут и должны создать рай на земле – или «град на холме» 13.

Если использовать это определение идентичности как матрицу, то ключевыми элементами нашей национальной культуры следует обозначить:

1. Русский язык.

2. Государственный патернализм, отстранение народа от государствования, чужеродность власти.

3. Православие как религиозная основа титульного народа и идеология власти.

4. Навязчивая покровительственность, как вид имперского отношения к своим соседям.

5. Роевое начало (по деликатному определению Льва Толстого) русского народа.

6. Особый вид политической и рабочей этики русского человека.

Отличие русской и американской идентичности заключается не только в различиях ключевых элементов. Оно заключается также в самом их бытовании, жизнеспособности.

Сэмюэль Хантингтон признает, что «Американская нация и отожествление американцами себя своей нации тоже не вечны. Американская нация чрезвычайно хрупка и уязвима – гораздо более, чем нации европейские, по причине своего относительно недавнего возникновения» 14.

Впрочем, как показывает исследование Хантингтона, хрупкость американской идентичности связана отнюдь не только с ее относительной молодостью. Куда более существенное значение имеет мощный процесс денационализации американских элит, которые во многом являются движущей силой мирового процесса глобализации, а также тенденция превращения США в двуязычную и двукультурную страну.

Российская идентичность в отличие от американской куда более стабильна. Ее ядро было насильственно «долеплено» могучей десницей Петра I и потом ее не однажды (при Александре II, в феврале 1917 года, а также в период перестройки и послепрестроечной смуты) пытались изменить, однако ж, всегда эти попытки оказываются безуспешными.

Сегодня на развитие как американской, так и нашей идентичности оказывают определяющее влияние два развертывающихся мощных процесса – глобализация и межцивилизационный конфликт.

Влияние глобализации на национальные идентичности сегодня оценивается по-разному. Одни предрекают стремительное размывание национальных идентичностей под воздействием информационной и коммуникативной революции. Другие наоборот считают, что грядет ренессанс национальных культур, стремящихся обеспечить свою автономию в условиях интернационализации экономики и наступления глобальной масскультуры 15.