Игорь Котляров - Социология политических партий

В работе «О фашизме» И. А. Ильин пишет: «Фашизм возник как реакция на большевизм, как концентрация государственно-охранительных сил направо. Во время наступления левого хаоса и левого тоталитаризма это было явлением здоровым, необходимым и неизбежным. Такая концентрация будет осуществляться и впредь, даже в самых демократических государствах: в час национальной опасности здоровые силы народа будут всегда концентрироваться в направлении охранительно-диктаториальном. Так было в Древнем Риме, так бывало в новой Европе, так будет и впредь. Выступая против левого тоталитаризма, фашизм был, далее, прав, поскольку искал справедливых социально-политических реформ. Эти поиски могли быть удачны и неудачны: разрешать такие проблемы трудно, и первые попытки могли и не иметь успеха. Но встретить волну социалистического психоза – социальными и, следовательно, противосоциалистическими мерами – было необходимо. Эти меры назревали давно, и ждать больше не следовало. Наконец, фашизм был прав, поскольку исходил из здорового национально-патриотического чувства, без которого ни один народ не может ни утвердить своего существования, ни создать свою культуру» [313].

Совершенно по-другому, не так, как к фашистам, относится И. Ильин к коммунистам. В работе «Что за люди коммунисты?» он пишет: «Способность коммунистов пугать, мучить, развращать и убивать людей – общеизвестна, но управлять и хозяйствовать они не умеют. При этом низком умственном и нравственном уровне коммунисты, по свидетельству Ленина, отличаются крайне повышенным самочувствием: таково “невежественное самомнение” коммунистических “сановников”, “интеллигентское самомнение коммунистических литераторов”, их пристрастие к “мишуре, к торжественному коммунистическому облачению”, их “коммунистическое чванство”. Среди коммунистов имеется множество “мазуриков”, обюрократившихся, нечестных, нетвердых, таких, которые внушают отвращение человеку, в поте лица снискивающему себе хлеб, число таковых измеряется сотнями тысяч. Таков был первый отбор большевистской революции. С этого началось: захватили власть переворотом, захватили потому, что она была расшатана и растрачена “временным правительством” – и посадили править лично непорядочных, чванливых невежд, жадных, жестоких и аморальных. При этом моральный уровень коммунистов значительно ниже умственного. Могло ли быть иначе, может ли это и доныне быть иначе, если принять во внимание, что в коммунисты люди шли и идут для предательства России, желая сытости и карьеры?» [316].

В целом период V–XVIII вв. характеризовался резко враждебным отношением к политическим партиям. Тогда под партией понимали нелегитимную группу людей, главной целью которой была реализация частных интересов ее лидеров. Как следствие, политические партии разделили общество на враждующие общности, находившиеся в постоянной борьбе, порой приобретавшей вооруженный характер. Это постоянно приводило к внутренним проблемам, столкновениям и дестабилизации общества. Именно так считали Д. Юм, Г. Болингброк, А. Гамильтон, М. Острогорский и некоторые другие известные мыслители.

Например, Моисей Острогорский считал, что политические партии, вместо выполнения своей ключевой функции посредника между гражданским обществом и государством стали орудием реализации во властных структурах групповых интересов партийных элит: «Партии, большие партии, были… соединены с государством с сомнительной пользой для общественного блага и в ущерб элементарным принципам, регулирующим взаимоотношения между государством и гражданами» [139, с. 543]. Особую тревогу у него вызывала порожденная партийной дисциплиной деградация личностных качеств рядовых членов политических партий, утрачивающих, по его мнению, способность и волю к самостоятельному осмыслению политической реальности, превращенных в «колесики и винтики» партийных «машин». «Первой проблемой, которая встает в демократической практике, – отмечал М. Острогорский, – является: как организовать политическую деятельность таким образом, чтобы развить непосредственную и регулярную деятельность у граждан, чтобы возбудить индивидуальную энергию и не дать ей заглохнуть? Партийная система дала разрешение этой проблемы: граждане должны выбрать партию, отдаться навсегда, предоставить ей все полномочия, и она позаботится о том, чтобы дать желаемый импульс» [139, с. 550]. Как результат, по мнению М. Острогорского, члены партии «покорно голосуют за “желтую собаку” потому, что она носит цвета партии; они пассивно терпят беспорядки общественной жизни потому, что эти беспорядки покрыты флагом их партии. Пиратам, которые их причиняют и которые ими пользуются, пригодится лишь размахивать перед правоверными членами партии пугалом политического иноверия» [139, с. 552–553].

Лорд Генри Сент-Джон Болингброк в Англии и Александр Гамильтон в США считали партии злом, которое может и должно быть устранено, даже если для этого потребуется создание временной партии «национального объединения» [18; 195].

Первый президент США Джордж Вашингтон в своем «Прощальном послании» писал об опасных последствиях «партийного духа» и считал партии готовым оружием для подрыва власти народа и узурпации правительственной власти. Он был убежден в том, что партии совершенно непригодны в рамках республиканской формы правления. Четвертый президент США, один из ключевых авторов Конституции США Джеймс Мэдисон политические партии называл крамолой или крамольным сообществом. Существуют два способа излечиться от этого зла: первый – устранить причины, его порождающие; второй – умерять его воздействия. В свою очередь, существует два способа устранения причин, порождающих крамольные сообщества: первый – уничтожить саму свободу, необходимую для их существования; второй – внушить всем гражданам одни и те же мысли, одни и те же увлечения, одни и те же интересы [195, с. 79]. Политическая элита США боялась популизма, прихода при помощи партий к власти абсолютно непрофессиональных людей: «Сделайте меня президентом, и я вас сделаю министром или секретарем штата или, во всяком случае, обеспечу хорошим местом, соответствующим если не вашим способностям, то вашим потребностям» [139, с. 304].

В начале XX в. 28-й президент США Вудро Вильсон не изменил традиции недоверия к партиям, считая, что партии – это враждующие секты “политических фарисеев”». На заседании палаты общин Великобритании 26 апреля 1911 г. премьер-министр страны Асквит заявил: «Я согласен (с лидером оппозиции), что система партий привела последние годы у нас к окоченелости, негибкости, которые вовсе не отвечают лучшим интересам страны» [цит. по: 139, с. 287].