Игорь Котляров - Социология лидерства. Теоретические, методологические и аксиологические аспекты

«Добродетель, – неоднократно подчеркивал мыслитель, – это способность поступать наилучшим образом во всем, что касается удовольствий и страданий, а порочность – это ее противоположность» [21, с. 81]. Причем «добродетели существуют в нас не от природы и не вопреки природе» [21, с. 76], они зависят от правильных суждений и имеют своим предметом природные наклонности. Вопрос о добродетели как совершенной деятельности души постепенно переходит в вопрос о совершенных отношениях между людьми. Добродетель разворачивается в отношениях граждан друг к другу, в пространстве между ними и способствует внутреннему порядку и счастливой жизни. Установленных правил нет в поступках и действиях. Добродетельность человека заменяет такие правила.

Государственный муж (politikos) как настоящий лидер должен обладать набором определенных добродетелей. Аристотель пишет, что, так как «в душе бывают три [вещи] – страсти, способности и устои, то добродетель, видимо, соотносится с одной из этих трех вещей. Страстями, или переживаниями, я называю влечение, гнев, страх, отвагу, злобу, радость, любовь (philia), ненависть, тоску, зависть, жалость – вообще [все], чему сопутствуют удовольствия или страдания. Способности – это то, благодаря чему мы считаемся подвластными этим страстям, благодаря чему нас можно, например, разгневать, заставить страдать или разжалобить. Нравственные устои, [или склад души], – это то, в силу чего мы хорошо или дурно владеем [своими] страстями, например гневом: если [гневаемся] бурно или вяло, то владеем дурно, если держимся середины, то хорошо. Точно так и со всеми остальными страстями» [21, с. 84].

Добродетельным лидером или государственным мужем (politikos), по мнению Аристотеля, «является тот, кто, во-первых, делает то, что правильно, и, во-вторых, избегает крайностей. Например, мужество (andreia) – это обладание серединой между страхом (phobos) и отвагой (tharrhe); названия для тех, у кого избыток бесстрашия (aphobia), нет (как и вообще многое не имеет имени), а кто излишне отважен – смельчак (thrasys) и кто излишне страшится и недостаточно отважен – трус (deilos)» [21, с. 88]. Нравственная добродетель состоит в обладании серединой и в каком смысле, и что это обладание серединой между двумя пороками, один из которых состоит в избытке, а другой – в недостатке, и что добродетель такова из-за достижения середины как в страстях, так и в поступках, – обо всем этом сказано достаточно [21, с. 88].

Вместе с тем встают вопросы: как найти необходимую середину для каждого из правителей? «Или, что то же самое, – спрашивает Аристотель, – как найти правильную меру наших чувств и действий? Для этого необходимо либо обладать практической мудростью, рассудительностью (phronesis), либо следовать примеру или наставлениям добродетельного человека [21, с. 176–177]. Практичность, рассудительность позволяют ориентироваться в обстановке и делать правильный выбор для достижения нравственной цели (блага): добродетель создает правильную цель, а рассудительность – средства к ней [21, с. 187–188].

В третьей книге «Никомаховая этика» Аристотель характеризует пять разновидностей мужества, которыми должны обладать граждане, и прежде всего государственные мужи (politikos). Он дает определение понятию «мужество» – «это обладание серединой между страхом и отвагой. А страх мы испытываем, очевидно, потому, что нечто страшное [угрожает нам], а это, вообще говоря, зло. Именно поэтому страх определяют как ожидание зла. Конечно, мы страшимся всяких зол, например бесславия, бедности, неприязни, смерти, но мужественным человек считается применительно не ко всем этим вещам, ибо иного следует страшиться, и, если страшатся, скажем, бесславия, это прекрасно, а если нет, то постыдно, и, кто этого страшится, тот добрый и стыдливый, а кто не страшится – беззастенчивый. Некоторые называют последнего «мужественным» в переносном смысле, потому что он обладает чем-то похожим на мужество, ведь мужественный в каком-то смысле тоже бесстрашен. Наверное, не следует страшиться – ни бедности, ни болезней, ни вообще того, что бывает не от порочности и не зависит от самого человека. Но бесстрашие в этом – [еще] не мужество» [21, с. 108].

К первому виду мужества мыслитель относил гражданское мужество, которое «больше всего походит на собственно мужество» [21, с. 111], так как «оно происходит от добродетели, а именно: от стыда, от стремления к прекрасному, т. е. к чести…» [21, с. 108]. Если граждане проявляют смелость «по принуждению начальников», то их мужество не является подлинным. Оно по степени ниже, так как граждане «поступают так не от стыда, а от страха, избегая не позора, а страдания…» [21, с. 112].

Аристотель достаточно подробно проанализировал сущность остальных разновидностей мужества, а именно мужества опытных (военное мужество), мужества яростных, мужества самонадеянных и мужества не знающих страха. Определяя мужество в отношении к страданию, боли и удовольствию, Аристотель назвал мужественным того, кто стойко переносит страдания: данное мужество «сопряжено со страданиями, и ему но праву воздают хвалу; в самом деле переносить страдания тяжелей, чем воздерживаться от удовольствий» [21, с. 113].

По мнению Аристотеля, каждый правитель должен ставить благо сообщества в целом выше своего личного. Из двенадцати нравственных добродетелей, названных Аристотелем, для лидера особенно важны «мужество» (золотая середина между безрассудной отвагой и трусостью), «благоразумие» (середина между распущенностью и тем, что можно было бы назвать бесчувственностью), «достоинство» (середина между спесью, или амбициями, и приниженностью) и «правдивость» (середина между хвастовством и недосказанностью) [21].

Аристотель впервые в античной литературе поставил проблему возможности целенаправленного формирования личностных качеств граждан вообще, добродетели в частности. Причем личностные характеристики формируются не только и не столько лично индивидом как разумным существом, а как государством на основе законов, норм и положений, вытекающих из разума и системы воспитания [21]. Полис формирует добродетель как важнейшее качество гражданина на основе внутренней природы и направленности к счастливой жизни, достижению которой способствуют знания и наука [21].

Таким образом, можно утверждать, что, согласно учению Аристотеля, общими чертами идеального правителя (politikos) являются высокие нравственные качества, идеалы и нормы, которые можно целенаправленно формировать; гражданские и человеческие добродетели, активная политическая деятельность на благо государства; умение подчиняться обществу, способность управлять своими согражданами на благо государства и общества.

Древнегреческий философ и политик Плутарх продолжил традицию Платона и Аристотеля, создавая идеальные образы творцов истории – героев и правителей, монархов и полководцев. По его мнению, история живет в лидерах, нравственные образцы которых остаются примером на все времена. Плутарх своих героев, их поступки расценивал прежде всего с моральной стороны. В работе «Сравнительные жизнеописания» Плутарх показывал жизнь героев и правителей государств, чей путь может быть нравственным примером для будущих поколений. Так, рассказывая об афинском Солоне, он пишет, что тот «шел впереди, а не его вели другие; он действовал один и большинство важнейших своих начинаний произвел без помощи других» [451]. Только восхищение вызывает в изложении Плутарха политическая карьера Цицерона, мудрость Перикла или храбрость Александра Македонского. Вот что писал Плутарх о предводителе гладиаторов Спартаке: «Фракиец, происходивший из племени медов, – человек, не только отличавшийся выдающейся отвагой и физической силой, но по уму и мягкости характера стоявший выше своего положения и вообще более походивший на эллина, чем можно было ожидать от человека его племени» [451].