Дмитрий Ефременко - Политическая наука № 2 / 2010 г. Экология и политика

Отправной точкой здесь может служить теория коммуникативного действия Ю. Хабермаса [Хабермас, 2000, c. 90–92]. Согласно Хабермасу, модернизация характеризуется двумя аспектами рациональности. Первый – инструментальная рациональность – состоит в способности находить, выбирать и осуществлять наиболее эффективные способы достижения осознанных и четких целей. Второй аспект – коммуникативная рациональность – предполагает достижение понимания и согласия относительно целей на основе диалога между субъектами социального действия, в рамках социализации. В отличие от действия на основе сотрудничества, стимулом которого является угроза или вознаграждение, коммуникативная рациональность зависит от степени добровольной вовлеченности в соответствующее действие заинтересованных и компетентных индивидов. Диалог между ними способствует осознанию взаимных прав и моральных обязательств этих индивидов, продуцирует солидарность, имеющую внутреннюю связь со справедливостью. С точки зрения Хабермаса, инструментальная рациональность присуща прежде всего тем формам социальной жизни, где доминируют деньги и власть, т.е. капитализму и бюрократии. Экологическая политика в рамках инструментальной, или прагматической, рациональности ориентирована на решение проблем или урегулирование конфликтов, а демократическое участие в процессе принятия решений преследует сугубо функциональные цели.

Коммуникативная рациональность в первую очередь конституирует модель делиберативной демократии, в которой диалог и взаимопонимание по важности опережают прагматическое решение проблем. В то же время делиберативная демократия обладает потенциалом сопряжения коммуникативной и инструментальной рациональности. Но применительно к экологической проблематике возникает вопрос о взаимодействии (коммуникации) субъектов социального действия как между собой, так и с природой. На первый взгляд, коммуникация возможна только между людьми, а отношения социальных акторов к природе характеризуются исключительно инструментальной рациональностью. Соответственно, одна из важных задач коммуникативной рациональности должна состоять в предотвращении того, чтобы взаимодействие между людьми уподоблялось взаимодействию человека и природы [Alford, 1985, p. 77].

Однако реинтерпретация понятия коммуникации, предполагающая отход от позиции Хабермаса, может открыть новые горизонты. Одна из возможных трактовок коммуникации может быть основана на теории сети акторов Б. Латура и М. Каллона, в которой нивелируются различия между социальным, природным и техническим [Latour, 2004; Callon, 1986]. В частности, использование понятия актант позволяет при анализе сетевых взаимодействий уподобить природные объекты или технические системы социальным акторам. Или, иначе говоря, речь идет об акторах, лишенных способности осознавать свою субъектность, которая не равноценна возможности воздействовать и взаимодействовать. Таким образом, природа в целом или отдельные экосистемы могут рассматриваться в качестве актантов. Тогда с точки зрения демократии исключительно инструментальное отношение к природным актантам будет в этическом и политическом аспектах восприниматься столь же негативно, как и стремление одного актора пренебречь интересами других акторов. И напротив, отношение к импульсам, исходящим от природы, должно быть не менее внимательным и уважительным, чем отношение к сигналам, исходящим от социальных акторов. Коммуникация с природными актантами может и должна быть объектом рефлексии и рационального контроля. Нарушение естественных циклов в результате антропогенного воздействия, например видового разнообразия или климатического баланса, оказывается здесь одним из элементов социальной коммуникации.

В этом контексте могут быть реинтерпретированы некоторые холистские концепции взаимоотношений природы и человечества, развиваемые на основе синтеза философских и естественно-научных представлений. В их числе можно назвать учение В.И. Вернадского о ноосфере и его позднейшие интерпретации, гипотезу Геи Дж. Лав-лока, теорию биотической регуляции окружающей среды и др., которые характеризуют роль биосферы в целом как основополагающую в поддержании жизни на Земле. В общем плане речь может идти о замене представлений о коэволюции природных и социальных систем представлениями об их коммуникации. Тогда можно будет говорить уже не о заведомо невозможной синхронизации или гармонизации социальных и природных процессов, а о коммуникативной связи социального и природного. Понимание природы как участника социальной коммуникации позволяет устранить серьезные расхождения между вышеназванными концепциями.

Согласно Дж. Лавлоку, «стабильное состояние нашей планеты включает в себя человека как часть и как партнера» биосферы [Lovelock, 1979, p. 145]. В сущности, вопрос состоит в том, чтобы, рассматривая это партнерство в качестве коммуникативной связи, сделать выводы, касающиеся политической демократии и – возможно – дальнейшей трансформации идей об устойчивом развитии и глобальном экологическом управлении. Условно говоря, совокупность этих выводов можно назвать экодемократией, имея при этом в виду, что речь идет о специфической интерпретации делиберативной демократии.

В случае с экодемократией принципиальное значение имеет эффективность коммуникации, преодолевающей границы между природным и социальным мирами [Dryzek, 1995]. Такая коммуникация не опосредована материальными интересами отдельных акторов, как это имеет место в контексте либеральной демократии. В этой коммуникации должны фиксироваться и сигналы обратной связи, исходящие от природных актантов. Ясно, однако, что фиксация и интерпретация сигналов природных актантов невозможны без решающей роли экспертов, а в дальнейшей коммуникации необходимы активное взаимодействие и активные дискуссии с другими социальными акторами. Следовательно, экодемократия скорее выступает вариацией делиберативной демократии с ее идеалом свободного обсуждения проблем и интересов.

Либеральная модель демократии, рассматривающая людей как частных политических потребителей, создает недостаточно стимулов для развития общественно значимой экологической этики, осознания коллективной ответственности за состояние окружающей среды и осуществления на этой основе эффективных мер. Делиберативная модель предполагает такое изменение контекста, в котором обеспечивается коммуникация между теми, кто является виновником экологического ущерба, и теми, кто испытывает его на себе. При этом характер процесса принятия решений изменяется, так как в нем нет привилегированных групп, а поиск решений осуществляется на основе равноправного диалога и согласования интересов. Именно в рамках делиберативной модели, предполагающей равноправное участие заинтересованных сторон, экспертов и лиц, принимающих решения, происходит и существенное возрастание политической роли научного сообщества.