Андрей Медушевский - Социология права

Раскол в марксизме на правых и левых – социал- демократов и коммунистов – стал следствием социального кризиса рубежа XIX–XX вв. Как идеология социальных преобразований, ставшая доминирующим фактором в организованном рабочем движении уже в конце XIX в., марксизм (теория исторического материализма) получил собственную внутреннюю логику развития, связанную с выбором стратегии изменения общества. Процесс демократизации общества и рост влияния социалистического движения породили ожесточенную дискуссию сторонников постепенного и немедленного преобразования общества. В центре данной дискуссии была проблема соотношения реформы и революции. Окончательным завершением этих споров и их внешним выражением стал раскол социалистического движения на социал-демократов и коммунистов в условиях Первой мировой войны и русской революции. В дальнейшем одно из течений – социализма (или социал-реформизма) претерпевает различные идеологические модификации: сближается с либерализмом, пересматривая проблему соотношения решения социальных и политических вопросов (отказ от лозунга диктатуры пролетариата в некоторых ревизионистских течениях); с консерватизмом (например, в лассальянстве с его идеей сотрудничества рабочего движения и государства или христианском социализме, заявившем о себе как значительной силе в условиях послевоенной Европы и на современном этапе); с национализмом (когда социализм ограничен по линии пролетарского интернационализма). Этот последний феномен оказался особенно важен в период Первой мировой войны, когда встал вопрос о соотношении национальных и классовых ценностей.

Все эти дискуссии внутри социалистической части идеологического спектра современного общества имеют свои истоки в дебатах эпохи Второго Интернационала (1889–1914), которая определяется иногда как «золотой век марксизма». Можно говорить об общей специфике интерпретации марксизма эпохи Второго Интернационала, которая соединяла философию, критику политической экономии и политические концепции в единое учение. Важнейшими представителями данного этапа популяризации и распространения марксизма были К. Каутский, Ф. Меринг, Г.В. Плеханов и А. Лабриола. Однако уже в этот период, и особенно к его завершению, в марксизме появились различные течения: ортодоксальный марксистский центр представлен К. Каутским, ревизионизм – Э. Бернштейном, а левые радикалы – Р. Люксембург. В противоположность ортодоксальной и леворадикальной интерпретации марксизма как двум крайностям социал-реформизм выдвинул стратегию постепенных реформ существующего общества в целях избежания социальной революции. Данное направление, представленное прежде всего Э. Бернштейном и другими представителями «ревизионизма», создало теоретическую основу современной социал-демократии. Теоретическое обоснование этой концепции включало критику гегелевских оснований марксизма, его учения о прибавочной стоимости и социологических выводов. Особое направление критики (Давид и Фольмар) поставило под сомнение принципы политической экономии марксизма применительно к сфере аграрных реформ. Теоретики реформизма показали, что общество после Маркса развивалось в направлении не упрощения, а усложнения социальной структуры, появления широкого среднего класса, ставшего основой демократических институтов, перехода от абсолютизма к парламентским формам правления. Наряду с этим следует упомянуть так называемый австромарксизм – течение, выступавшее за пересмотр основных категорий марксизма с позиций неокантианской философии познания. На основе неокантианской теории познания австромарксизм (М. Адлер, О. Бауэр, Р. Гильфердинг, К. Реннер, Ф. Адлер) выступил за переосмысление социологических законов марксизма. Это течение внесло определенный вклад в разработку теории общественного познания (М. Адлер), национального вопроса (К. Реннер, О. Бауэр) и теории стоимости (Э. Бем-Баверк). Существенным элементом критики ортодоксального марксизма стали моральные представления о социализме, исключающие диктатуру и подавление личности, свойственные, например, Ж. Жоресу (126). В них можно увидеть прообраз последующих идей «социализма с человеческим лицом». Напротив, особое деструктивное практическое значение имели выводы по национальному вопросу О. Бауэра – определение нации как культурного единства, возникающего на основе общности судеб (способствовавшие распаду многонациональных империй) (127) и концепция финансового капитала Р. Гильфердинга, радикальная интерпретация которой была положена Лениным в основу теории империализма и вывода о создании предпосылок социалистической революции (128). Марксизм как идеология достиг наибольшего международного распространения в эпоху Первой мировой войны, русской революции и раскола внутри социалистического движения, приведшего к образованию Третьего интернационала (1918) (129). Центральной проблемой при этом оказался вопрос об отношении к большевистской стратегии революции и так называемой «диктатуре пролетариата».

Концепция революционной диктатуры – один из наиболее спорных вопросов марксистской политической мысли. В сочинениях Маркса и Энгельса теория государственной власти вообще и диктатуры в частности представлена крайне фрагментарно. Маркс, как полагают современные исследователи его взглядов (Л. Колаковский), разрабатывая этот вопрос после революции 1848 г., отнюдь не ставил под сомнение демократическое государственное устройство, но рассматривал его как необходимый компонент народного правления. Даже использовав дважды понятие «диктатуры пролетариата» (впрочем, без конкретных пояснений) в «Критике Готской программы», он понимал его в смысле утверждения классового характера власти, но отнюдь не в смысле реальной формы политического правления. Интерпретацию «диктатуры пролетариата» именно в последнем смысле (как формы правления, основанной на неограниченной, диктаторской, власти революционного государства и партийного авангарда) дал В.И. Ленин в ходе русской революции, причем вывел из нее целую теорию необходимости ликвидации демократических институтов в переходный период. Поэтому исторически реализовавшийся социализм или деспотический социализм должен рассматриваться не столько как воплощение пророчеств Маркса, сколько как результат их практической интерпретации ленинизмом и сталинизмом. Официальная советская идеология использовала неопределенность понятия диктатуры пролетариата, наполняя его различным политическим содержанием в периоды усиления репрессий или ограниченной либерализации режима. В первом случае акцент делался на функции подавления классового врага, во втором – на «отмирании» этой функции диктатуры и ее «перерастании» в «общенародное государство» по мере расширения так называемой «социалистической демократии» (130). До настоящего времени сторонники социалистических воззрений спорят о том, в какой степени ленинская интерпретация классовой борьбы и диктатуры вытекает из марксизма и в какой, напротив, выражает внутреннюю логику развития всякого радикального революционного кризиса. Сторонники либеральной интерпретации марксизма, стремящиеся спасти это учение в условиях кризиса реального социализма, подчеркивают, что учение не виновато в том практическом применении, которое ему было дано большевиками и что из него могут быть выведены другие модели социализма (обычно не уточняют какие именно).