Андрей Медушевский - Социология права

Определенный интерес представляет столкновение принципиально различных стратегий в ходе революций. Представление анархистов об идеальном социальном устройстве заставляет их как в теории, так и на практике противостоять всем попыткам централизации власти и управления, тем более – осуществляемых авторитарными методами. В ходе всех крупных революций поэтому возникает ситуация раскола революционного авангарда по линии отношения к авторитарным и бюрократическим методам правления. В России этот раскол нашел выражение в Кронштадтском восстании, а также критике бюрократизации режима со стороны «рабочей оппозиции» (159).

Обозрение распространения идей анархизма во Франции, Англии, Америке, России и Испании не позволяет, однако, говорить о выраженной специфике концепционных моделей в разных странах, на существование которой можно было рассчитывать. Носители идей анархизма в разное время и в разных странах – Годвин, Джефферсон, Прудон, Дюринг, Э. Реклю, Кропоткин, Бакунин и др., – придерживались очень разных взглядов, а то, что их объединяет, – это стремление к освобождению общества от оков государства – бюрократии, полиции и вообще всякой иерархии. Трудно увидеть в этом, однако, конструктивную социальную программу. Поэтому различные направления анархизма определяются скорее своим негативным, протестным содержанием. Например, один из основателей философии анархизма, Макс Штирнер, первоначально являвшийся социалистом и сторонником социальной революции, в конечном счете отказался от этих идей, поскольку не без основания увидел в социализме авторитарное начало и тенденцию к этатизму и бюрократизации. В результате его символом веры стала идивидуальная инициатива; его целью – создание свободных ассоциаций, которые могут достичь целей, не превращаясь при этом в организацию, в общество; наконец, его методом стало прежде всего – «неповиновение» – индивидуальный и коллективный протест против власти. Этот идеал свободной жизни противопоставлялся жизни, контролируемой и организуемой «узурпаторами собственности».

Существует, тем не менее, несомненная специфика анархизма в развитых странах и модернизирующихся государствах. В таких странах, как Франция, Англия, США, Германия анархизм представляет собой феномен, интегрированный в человеческую эволюцию как непосредственный результат либерализма конца XVIII в., и, одновременно, форму обновления либеральной мысли, хотя и в масштабах, ограниченных по сравнению с XIX в.

В странах, где общая эволюция была отличной, анархистская мысль развивалась иным образом, была быстро дополнена с помощью имитации и, в этом случае, имела другой порядок развития. Эта специфика в развитии анархизма особенно характерна для Испании: конфигурация Иберийского полуострова не способствовала централизации власти, результатом чего стала большая склонность к федерализму, здесь не было (до XX в.) социальной революции, и феодальные отношения сохраняли силу, борьба с монархией шла длительное время и с переменным успехом. Такие теоретики анархизма, как Пии-Маргалл, Мадзини, Карло Пизакане, Малатеста (160), не говоря о Бакунине и Кропоткине, выразили специфику анархизма в аграрных странах Юга Европы. Наибольшее значение для становления анархизма как самостоятельного идеологического течения имела полемика Бакунина с Марксом, приведшая, как известно, к расколу Первого Интернационала.

На современном этапе, когда в ходе революций XX в. стала очевидна бесперспективность идеологии анархизма для социального переустройства, она не может рассчитывать на широкую социальную поддержку. Однако ряд важных идей анархизма оказал влияние на аграрные революции XX в. и их идеологов во многих развивающихся странах. Известно, как это влияние сказалось в маоизме. Не менее сильным оно было в аграрных движениях, связанных с борьбой за национальное освобождение. Так, Ф. Фанон в своей известной книге «Les damnés de la terre» подчеркивал специфику Третьего мира (в частности Мартиники и Алжира, где он жил) по сравнению с Западом и настаивал на необходимости особой революционной стратегии, иной, чем та, которая представлена классическим марксизмом. При ближайшем рассмотрении его аргументы очень напоминают те, которые использовали русские теоретики народничества – Бакунин, Герцен и Чернышевский, обосновывая теорию крестьянской социалистической революции. Фанон вновь выдвинул сходные идеи – об отсутствии традиционных для Западной Европы классов в Африке, социальная структура которой определяется преобладанием крестьянского населения над городским, его (крестьянства) особом революционном потенциале (единственный революционный класс современного мира); большем обуржуазивании городского рабочего класса, утратившего в силу этого свои революционные возможности; важной и в то же время двойственной роли вождей и феодальных лидеров, которые, с одной стороны, связаны с колониализмом и поддерживаются им, а с другой – выступают за традиционное общество и пользуются моральным авторитетом у крестьянства; значении люмпенпролетариата как наиболее динамичного элемента революционного процесса и основного союзника крестьянства в городах; двойственном положении интеллектуалов, часть которых идет с массами, а другая с буржуазией; национальной буржуазии как посреднике интернационального капитализма и классе, объективно неспособном к исторической, а тем более революционной инициативе. Таким образом, выстраивалась концепция общества, где нет среднего класса и социальный конфликт носит наиболее острый характер, так как общество расколото фактически на крестьянство и привилегированное меньшинство, связанное с колониальными властями. Стабильность в нем поддерживается исключительно за счет насилия – вертикальных силовых структур государственной администрации, армии и полиции. Отсюда – основной тезис о характере будущей революции: она является антиколониальной, социалистической (коммунистической) и осуществляется крестьянством и люмпенпролетарскими слоями городов насильственным путем (апология насилия в любых формах). По существу концепция Фанона – новое издание доктрины Бакунина и практики Народной Воли. Ее смысл – в инициировании анархического крестьянского бунта, способного ниспровергнуть современную цивилизацию. Здесь присутствует тот же культ революционности и насилия как «созидательной страсти», но одновременно – недоверие ко всем проявлениям организации и иерархии внутри движения.

Современный анархизм существует скорее в латентном состоянии, проявляясь время от времени в различных других формах или в союзе с другими идейными течениями. В подобных комбинациях анархизм присущ различным протестным движениям – молодежным, феминистическим, экологическим, представляя собой, по мнению некоторых исследователей, реакцию социальных групп на технокультуру и бюрократизацию общества (161). В этом качестве анархистская идеология и инспирированные ею программы на короткое время проявились в посткоммунистической России, быстро исчезнув с политической арены без всяких видимых последствий. В странах Западной Европы сохраняет определенные позиции интеллигентский, индивидуалистический анархизм, мода на который приводит иногда к весьма оригинальным социологическим построениям.