Ана Бландиана - Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою

…Споры, мечты, разговоры, пророчества умирали здесь, на пороге дверей зала заседаний… Извечный покой крепости пребывал непотревоженным.

Люди ничего не хотели, — нет бога там, где никто не нуждается в боге, — они смотрели на угрюмого епископа Белиазара и на членов министерского совета, как смотрят на дрессированных обезьянок на представлении в цирке; что же до старика епископа, мрачного и страшного, то его отгораживала от бога непроницаемая стена вечной тишины мирной крепости. Он был единственным в крепости служителем бога, без бога и без паствы, епископ для себя самого, маятником, раскачивающимся между безмолвием крепости и мечтательным молчанием госпожи.

Когда он проходил, белые ковры собора и белые улицы города пламенели кровавыми цветами и причудливыми алыми узорами; чуждый и призрачный, шагал он, разбивая каблуками тяжелых сапог с огромными серебряными пряжками мощеные площади и древние истертые плиты залов, высоко держа седовласую голову, увенчанную паутиной со стен заброшенных часовен и пустых темниц, не ведая, что влачит за собой повсюду тяжкую мантию страха, безумия и бессмысленной власти, которой окутывают боги тех, кого хотят погубить. (Бог карает безумием, и безумие влечет к гибели.)

В тени огромных статуй кровавые цветы на белых коврах пылали тем же огнем, что и цветы в покоях светлейшей госпожи, где она, стоя у окна, печально глядела вдаль.

Время от времени брильянт на ее руке, поднесенной ко лбу, вспыхивал красным огнем, как сигнал безмолвным далям ………………………………….….. и так до тех пор, пока последний солдат из войска князя не пришел, падая от усталости, с самого конца света и не вручил светлейшей госпоже моток веревки; он рассказал ей о том, как была взята огромная крепость посередине моря, защищенная самолетами, кораблями и подводными лодками, и где только они вдвоем сражались с целой армией; он рассказал о битве, в которой его величество потерял пальцы обеих рук и ног, и о том, как все преклонились перед ним; и что, расставаясь с князем, они поцеловались как братья и тот в одиночестве продолжил свой путь к последней крепости мира — крепости, защищенной атомными бомбами и другим невиданным и даже еще не выдуманным оружием, и что больше от него не будет вестей, так как послать уже некого, он придет сам, когда достигнет конца мира, чтобы подсчитать свои владения. Великая госпожа поблагодарила смелого посланца, щедро одарила его и спустилась к вратам замка ждать победителя…

Франц Шторх (псевдоним Ренате Херберта) родился в 1927 г. в Тимишоаре, умер в 1982 году в Бухаресте. Прозаик, поэт, журналист, писал на немецком языке. Окончил медицинский институт, Высшую партийную школу. Опубликовал романы «Обугленные тени» (1959), «Три трудных дня» (1966), «Дело № 13» (1970). Сборники рассказов «Гармошка» (1962), «В бешеном доме» (1963), «Павлиний хвост» (1964), «Деревянный патефон» (1966), «На краю пламени свечи» (1969), «Все как обычно» (1978); поэтические сборники «В объятья дня» (1977), «Экранное время» (1980). «Подстанция» (1981).

Публикуемые рассказы взяты из журнала «Ное литератур» (1982, № 8).

Кто-то бросил рядом с ним охапку сухих белых дров. Поленья разлетелись во все стороны и легли на промерзшую землю голубоватыми пятнами. И вода, перетекавшая из ведер в котел, на фоне светлых поленьев казалась голубоватой. Станок для разделки туши выглядел уродливой рамой к мутному, серому небу. Женщины сновали туда-сюда, а худой расторопный человек, точивший у ручья о камень большой нож, еще и покрикивал на них, чтобы поторапливались.

Он все видел и слышал, но не двигался с места. Он не мог прекратить ни гомон, ни беготню, ни эти монотонные звуки, доносившиеся от ручья — просто старался загнать все это куда-нибудь подальше на задний план. Пока ему не мешают спокойно сидеть у костра, все хорошо.

Поленья, разлетевшиеся по какому-то странному закону, причудливо распределились на плоскости. Он старался припомнить, на что похож этот прихотливый беспорядок. Если загрунтовать холст темной краской и расположить соответствующим образом светлые пятна — получится что-то конструктивистское, некое динамическое равновесие.

Сегодня удачный день, один из немногих, когда в голову приходят важные мелочи. Чаще ведь бывает так — бродишь часами по саду, внимательно присматриваясь к каждому дереву, к каждой травинке, ничуть не менее пристально, чем в удачные дни, но все остается безмолвным. Но он, конечно же, знал, что это не так. Просто он не всегда способен видеть и слышать. И чем больше он напрягался, заставляя себя глядеть, судорожно выискивая хоть что-нибудь, тем безучастней и обыденней казалась природа.

— Только не очень жирную! — крикнул кто-то над самым ухом.

Он покорно кивнул. На рукаве лежала снежинка — тонкое, филигранное творение, исполненное с невероятной точностью. Он поглядел вдаль сквозь падающий снег: ничего, кроме пары ворон. Худой человек размахивал у него перед носом уже наточенным ножом и что-то нетерпеливо ему втолковывал. Невозможно было распутать этот клубок слов. Поленья все еще лежали у самых его ног, там, где их бросили, но теперь среди них торчала пара резиновых сапог.

Кто-то сунул ему в руку довольно толстую пачку денег. Он отрешенно кивнул. Кто-то подкатил его и поставил на ноги: Он снова кивнул. Кто-то потянул его за рукав к воротам.

— Нам надо поторапливаться!

Он оглянулся: поленья лежали как и прежде, но теперь, под другим углом зрения, это была бесформенная груда дров.

Когда подходили к скотному рынку, повалил снег — большие, легкие хлопья, заслонившие телеги и повозки.

— Только не очень жирную, — приговаривал его спутник. И он тоже подумал: «Только не очень жирную».

— С щетиной, ножками, с поросячьим визгом — все вместе что-нибудь на сто двадцать кило. На колбасу.

Он не раз слышал эти слова, но сейчас они словно ударили его. Он увидел, как елозят по столу уже промытые набиваемые кишки, мерцающие голубым светом. Прежде чем забить, свинью моют с щелоком, и женщины скоблят ее проволочными щетками. Бледная, желтоватая, как свежерасколотое полено, шкура испещрена темными прожилками.

— Только не очень жирную, — повторил его спутник.

Он принялся перебирать деньги в кармане пальто. Сплошь сотенные кредитки. Они шагали по унылой ровной белизне: цинковые или титановые белила с небольшой примесью ультрамарина — но, может, он опять ошибается.

Снег повалил сильнее. Он поднял глаза: заснеженные домики и темные изгороди взмывали ввысь и сливались с небом. У него закружилась голова и засосало под ложечкой, он попытался остановиться. Но спутник тянул его дальше.