Вальтер Диггельман - Якоб-старьевщик

Надо сказать, что среди завсегдатаев бара немало было и темных субъектов — не только художников и спортивных звезд: авантюристы, чудаки-фантазеры, люди, вдруг потерпевшие фиаско на своем гражданском поприще и стремящиеся теперь начать все сначала. Взять, к примеру, Бенно — в прошлом печально знаменитый бульварный журналист, он потерял место в одной из крупнейших ежедневных газет, по политическим причинам, так он утверждал, хотя совершенно не разбирался в политике, но зато отлично разбирался в скандалах и сплетнях. На самом деле Бенно потерял место отнюдь не по политическим причинам, а, смею вас уверить, по чистой лени. Его уволили, ибо он ничего больше не давал, ничего не делал и в свои пятьдесят пять лет утверждал, что он, слава богу, и без того чересчур наработался в жизни, пора и молодым потрудиться.

Бенно рос в достатке; как выходец из привилегированного среднего класса, он прослушал полный курс в университете, выдержал экзамен на степень доктора и даже не без претензий написал диссертацию на тему «Швейцарское рабочее движение в период между 1914–1918 гг.». Много лет он клал в карман солидные гонорары, так как был по-своему беззастенчив и умело разыгрывал из себя корифея журналистики. Теперь ему пришлось подыскивать новое занятие. И он набрел на гениальную идею: придумал курс заочного обучения. Курсы заочного обучения, как известно, столь же популярны, сколь и спорны, столь же серьезны, сколь и поверхностны Бенно заметил, что, по сути, каждый ощущает потребность излить душу на бумаге, каждый полагает, будто в нем гибнет журналист или писатель Вот Бенно и надумал создать заочный курс журналистики и писательского мастерства. Мудрить он особо не стал. Что до журналистики, то методические руководства он, конечно, подготовил сам. Поскольку же мы были знакомы, он попросил меня составить руководство по сочинению радиопьес, и я, искренне ему симпатизируя, выполнил его просьбу. Другой, совершенно неизвестный молодой прозаик, который, по собственному его утверждению, был неизвестен лишь потому, что не имел пишмашинки, а общество отказывало ему в средствах, необходимых для того, чтобы наконец написать великий роман, — этот молодой прозаик составил руководство по сочинению романов. Еще кто-то — второй не то третий литсотрудник драматического театра — написал руководство по драматургии и так далее.

Денег у Бенно хватало, и он за свой счет аккуратно отпечатал эти руководства, основал фирму и стал налаживать сбыт. Объявления в газетах и рекламные листовки обходились, по его мнению, дорого, и тогда он вспомнил про Якоба. Угостил Якоба шикарным обедом, объяснил ему, что такое заочный курс и какая нужна клиентура. Вот эта самая клиентура так поразила одержимого образовательным рвением Якоба, что он заключил с Бенно контракт и в конце концов, потратив несколько дней на переговоры, взял на себя распространение курса.

Если Якоб сказал: «Беру на себя распространение», это означало, что никакие другие представители этим не занимались, это означало, что сам Якоб, прихватив в портфеле два-три экземпляра красиво переплетенного и весьма объемистого заочного курса, ходит по домам в зажиточных кварталах, точь-в-точь как раньше, когда продавал шнурки для ботинок, шариковые ручки или пуговицы. И какое-то время ему сопутствовал успех. Он умел внушить людям, что и они тоже могли бы писать, что писание — дело очень нехитрое, по крайней мере ему можно выучиться, надо только купить этот курс, со всем тщанием решить поставленные там задачи и отослать по указанному адресу решения, которые серьезнейшим образом будут оценены специалистами. Каждые полгода участников будут приглашать на личное собеседование, проводимое соответствующим экспертом. И вопреки ожиданиям все шло хорошо. Ну кто, кто, кроме Якоба, мог убедить людей в том, как важно быть человеком образованным, как вырастаешь в глазах окружающих, овладев искусством сочинительства? Вдобавок именно в это время город сильно разросся, возникли новые предместья, еще без инфраструктуры, с плохим транспортным сообщением, и молодые мамаши, скучая дома с одним или двумя детьми, были несказанно рады заполнить свой день сочинением новелл, радиопьес и даже социальных репортажей.

Но в итоге все завершилось неизбежной катастрофой; договоры, которые Бенно разработал, а Якоб давал на подпись клиентам, не выполнялись. Присланные работы никакими экспертами не рассматривались, о личных собеседованиях тем более речи не было. На Якоба и на Бенно посыпались жалобы, вмешались власти и внимательнейшим образом проверили фирму нашего Бенно. При этом обнаружились еще и налоговые задолженности, а также небрежное ведение бухгалтерского учета. Бенно предстал перед судом и был оштрафован на довольно крупную сумму. Якоба признали невиновным; во время разбирательства выяснилось, что он толком не умеет ни читать, ни писать и потому сам является жертвой, не понявшей, что ее участие в этом деле служит целям обмана.

Якоб ничуть не обиделся на Бенно за этот скандал. Наоборот, тонко разбираясь в хвастливом вранье, он, пожалуй, даже восхищался Бенно.

Так или иначе, но с тех пор Якоб держался более надежных вещей, нежели образованность и культура. Я уже говорил, что у нас в баре вечно толклись и изобретатели, а ведь изобретателям опять-таки нужно пристраивать свою продукцию. Вот Якоб и обратился к одному из этих людей, и тот напал на действительно гениальную идею: он по собственному опыту знал, что на юге нашей страны, в Тессине то есть, погожими и длинными летними вечерами комары становятся для посетителей уютных винных погребков сущим бедствием. Изобретатель вполне обоснованно сказал себе, что свет притягивает комаров, и опять же вполне обоснованно добавил: если оборудовать источник света, то комары полетят к нему тучами, и если выбрать конструкцию с рефлектором, отражающим столько тепла, чтоб комары мгновенно сгорали, проблема будет решена. И он создал не что иное, как обычную лампу с не совсем обычным абажуром, который располагался под лампой наподобие тарелки. На природе он проделал один-единственный опыт: поставил эту самую лампу, собранную из готовых элементов — ему вообще не понадобилось ничего конструировать, он просто купил рефлекторы, патроны и лампочки в магазине электротоваров, — в какой-то крестьянской усадьбе неподалеку от кустов, и через двадцать минут «тарелка» полна была дохлых комаров.

Он и не подумал наведаться в патентное бюро и зарегистрировать свое изобретение, а для начала закупил — в кредит, как было принято в наших кругах, — у одного фабриканта несколько сотен абажуров; электропатроны, несколько сотен метров провода, а также штепсельные вилки он приобрел в универсальном магазине. Собственноручно собрав эти «комароуловители», он, однако, сказал Якобу, что речь здесь идет о патенте, который он за большие деньги импортировал из Америки. Якоб решил, что может рассчитывать на прибыльный гешефт. Он купил — тоже в кредит, который ему с готовностью предоставили приятели по бару, всего-то несколько тысяч франков, не больше, — старый автобус, погрузил туда десяток-другой ламп и поехал в Тессин. Он неплохо знал тамошние места и потому без труда отыскивал в маленьких деревушках погребки и остерии с садиками. Поужинав там или выпив стаканчик вина, он сетовал на комаров, которые толклись в воздухе и хуже того — падали в полный стакан. И везде его слушали во все уши. Когда же почва таким образом была подготовлена, он быстро собирал свою лампу, и — ура! — она действовала. Владельцы остерий и погребков были в восторге; они расхваливали друг другу новое изобретение, и Якоб делал свой прибыльный гешефт. Но и это предприятие очень скоро потерпело фиаско: установка ни в коей мере не учитывала требований техники безопасности, то и дело случались короткие замыкания и даже пожары; вмешались власти и запретили продажу ламп. Покупателям, уже подписавшим договор и получившим лампу, волей-неволей пришлось раскошеливаться, но Якоб понял, что второй раз с этакими гениальными изобретениями в этих местах лучше не появляться.