Егор Радов - Мандустра

Он появился в среду, принеся мне подарок в огромном ящике. Моя мама была членом Мира, и поэтому отсутствовала в Узбекистане. Ящик был завязан красивой ленточкой, я потянул ее за конец, и коробка распахнулась, обнажив искусственную японку, которая стояла передо мной в одном белье с вечно соблазнительном лицом. Она была совсем девочка — мне под стать: и ее все таки женственная фигура задорно приглашала к односторонним занятиям, для которых не нужно ходить в кафе или клянчить плоть на остановках автобуса или метро. Я расцеловал Ильича, почуяв дезодорант на его лошадиных усах. Ильич прослезился, поправил кепку на макушке и уехал в аэропорт — встречать габонских спортсменов.

Я был один, прыгал по квартире, пускал слюни и уничтожал картон, чтобы узреть наготу века НТР! К женщине прилагалась книжечка, но она была на японском. И я взял, наконец, ее тело и медленно понес на свое ложе — она была теплая, молчаливая и покорная, батарейка была рассчитана на два года: глаза ее горели, и она смотрела на меня со всепроникающей любовью. Ее нежные ноги прикрывал пеньюар, и я стал медленно раздевать ее — я впервые раздевал женщину — и она была заранее готова ко всему, она заранее была согласна на мой любой каприз!

— Вот тебе! — громко вскричал я, с размаху ударив ее по щеке: я бил в ее лице всех девочек, которые плевали мне вслед и смеялись надо мной, издавая все равно соблазнительный запах дешевых духов; я бил всех своих будущих любовниц, которых мне придется бросать, которых мне придется соблазнять, которые будут плакать в мое плечо перед тем, как сказать очередную глупость возвышенной ночью; я бил в ее лице свою будущую жену, которая не сможет исчезать тогда, когда нужно, и появляться тогда, когда я захочу ее использовать как любовницу; я бил свою маму, радуясь извращению Эдипова комплекса; и я сразу победил ее женскую природу — ведь я должен быть сильным и мужественным: жаль, что получив женщину, я забыл купить хлыст!

Она не среагировала на мой дерзкий шлепок — она все так же улыбалась мне, будто между нами ничего и не было! Я целую ее сухой рот, щекочу ее резиновое ухо — она не запрещает мне ничего; мне больше не нужна девочка Лена, которая не хочет целоваться, хотя это всего лишь начало.

Я бросился на нее со всего размаху, шарнирно обнажив ее кожаную плоть — Боже, неужели же меня никто сейчас не видит, и никто не смеется над тем, что я делаю? Сейчас я должен стать мужчиной, но как же, в конце концов, это делается, друзья? Наверное, нужно руководство, иначе я не соображу, что к чему.

Я тыкался в новую реальность, не в силах сломать стену и открыть дверь; как ни странно, это была именно Она, когда воспылав неким электромотором, и шепнув некий звук, она направила меня в правильное русло, где я сразу же почувствовал себя уверенным. Она смотрела на меня нежно, ничуть не обижаясь моей детской неопытности; она только сделала свое дело, и даже улыбнулась, когда я все же научился управлять самим собой. Великое удовольствие росло во мне, как цветок: имея ее, я имел всех своих знакомых девочек, я имел всех своих будущих любовниц, я имел, наконец, свою маму, наслаждаясь свершившимся Эдиповым комплексом, оживленной волшебной палочкой я имел чудесный, лакированный западентальный мир, который сиял бриолиновым блеском журнальных страниц; более того — я имел Весь Мир, чьим членом была моя мама и ее добрый начальник Амилькар Ильич!

Потом я отвалился от нее, почувствовав себя крепким мужиком, рядом с которым лежит кинозвезда. В этой жизни нужно пользоваться только самыми лучшими вещами, поэтому зачем мне нужна девочка Лена, которая неизвестно, чем хороша, если есть Джина Лоллобриджида? Мы рождены для счастья, ведь на это указывал даже Христос, который говорил в «Евангелии от Фомы», что все вы, мол, думаете о каком-то Царстве небесном, а на самом-то деле, это Царство уже давно наступило!

МАМА. Ребенок гол! Ребенок гол! Ребенок гол! Что это за девка?

Я. Мамик, это — Ильич.

МАМА. Только не забеременей. Я привезла узбекский коньяк. Меня все любят. Сам Председатель Земного Шара специально проснулся на заседании, когда я произнесла по-узбекски: «Рахат! Саодат!»

Я. Мама, я стал мужчиной.

МАМА. Это похвально. Только учись хорошо.

Вошел Ильич, он нес пасхальный кулич. Вошли габонский негр с вьетнамцем. Мы пили узбекский коньяк, я же все время отлучался к моей любимой Лоре (пусть она получит такое имя!).

И я напился, и заснул с ней в обнимку. С тех пор я живу с ней. И очень счастлив. Мне больше не нужно никаких женщин.

Сейчас у меня сидит Лена с кагором, но меня раздражает ее родинка за ухом. Ее не слишком тонкая талия. Ее не совсем правильная грудь. Лора стоит в гардеробе, и совсем не переживает, если я вдруг ей изменю. Я думаю, что это ей даже понравится. А потому мне даже и не хочется ей изменять. Интересен запретный плод. Верность же — это мудрость имущих.

ЛЕНА. Коля, давай поцелуемся!

Я. Давай, Ленок.

Мы поцеловались. Она чуть не откусила мне язык. Но я все равно возбудился, и тут же побежал в свою комнату, потому что мы сидели на кухне, как и всякая интеллигенция, достал Лору и удовлетворил с ней свое желание.

После этого я успокоился и побежал назад — беседовать с Леной и пить с ней кагор.

ЛЕНА. Коля, давай еще поцелуемся, а ты меня при этом… приласкаешь.

Я. Конечно, Ленок.

Мы так и сделали. Ее тело оставляло желать лучшего, но все же было ничего. И я возбудился, и поэтому пошел в свою комнату — к Лоре.

Когда я закончил, опять пришел на кухню.

ЛЕНА. Коля, а давай, ты меня… еще сильнее приласкаешь!

Я. О чем разговор, Ленок!

Так мы и поступили. Пришлось немного раздеть ее. Когда я это сделал, я увидел, что она вся дрожит. Это на меня очень подействовало, и, конечно же, я сразу возбудился. А возбудившись, тотчас побежал осуществлять это с Лорой, чтобы можно было дальше продолжать беседы с Леной.

Потом я опять пришел на кухню и обнаружил совсем голую Лену.

ЛЕНА. Коля, давай с тобой…

Я. Ну а как же? Все ясно. Сперва поцелуй, а потом — последствия.

Я попытался представить, что это Лора, но она не была столь послушна под моими руками, а кроме того, она оказалась девочкой — а я был слишком удовлетворен, чтобы решиться совершить роковой шаг в ее жизни. И мы поняли, что совсем не подходим друг другу.

Она оделась и сказала мне:

— Прощай, Коля! Я никак не думала, что ты — импотэнт!

Она ушла, а я подумал: «Жаль. Но ладно». И я вспомнил ее прерывистое дыхание и зажмуренные глаза, и, конечно же, возбудился. А возбудившись, немедленно пошел к Лоре, которая ни разу не сказала мне еще ничего обидного.

Так я и жил. Я возмужал и стал красивым мужчиной. Мама обсуждала со мной сексуальные проблемы, попивая джин.