Стивен Кинг - Сборник Рассказов

Ей хотелось врезать ему коленом по яйцам, но это требовало слишком больших усилий. Максимум, что она могла сделать, это приподнять ногу на несколько дюймов и плавно опустить ее назад. Поднять ногу и опустить. Поднять и опустить. Казалось, что она в замедлении топает ногой, словно лошадь, которая готовится выйти из стойла.

Созвездия черных и серебристых искр вырвались из уголков ее глаз. «Кружащиеся звезды», подумала она. Это было странным образом захватывающе — смотреть как рождаются и умирают новые вселенные, появляясь и угасая. Она понимала, что и сама скоро станет угасать. Это не казалось ей чем-то ужасным. Не надо было предпринимать какие-либо срочные действия.

Кэл выкрикивал ее имя, откуда-то от нее за версту. Если до этого он был в Манитобе, то теперь он был на дне шахты в Манитобе.

Ее рука сжала в кармане связку с ключами. Зубцы некоторых ключей впивались в ее ладонь. Вгрызаясь в нее.

— Кровь это хорошо, но слезы лучше, — сказал Росс. — Для такого старого голодного камня. И когда я поимею тебя на этом камне, он получит всего понемногу. Но все должно быть по-быстрому. Не хочу это делать на глазах у ребенка. Мы — баптисты. — С его рта воняло.

Она вытянула из кармана руку, где между средним и указательным пальцем торчал конец ее домашнего ключа, и вонзила свой кулак в лицо Росса Хумбольта. Она лишь хотела оттолкнуть его рот, не хотела, чтобы он дышал на нее, не хотела больше чувствовать эту зеленую вонь. Ее рука была бессильной, и удар ее получился ленивым, почти что дружеским, но ключ зацепил его под левым глазом и разодрал ему щеку, кровью очерчивая кривую линию.

Он вздрогнул, отдергивая назад свою голову. Его руки ослабили хватку; на мгновение его пальцы уже не впивались в мягкую кожу ее шейной впадины. Секунду спустя он опять усилил свою хватку, но к тому времени она успела сделать один громкий вдох. Искры — кружащиеся звезды — взрывающиеся и вспыхивающие на периферии ее зрения, плавно исчезли. Ее голова прояснилась — так, будто кто-то выплеснул ей в лицо ледяной воды. Когда она ударила его в следующий раз, то уже размахнулась, и воткнула ключ ему в глаз. Ее костяшки столкнулись с его черепом. Ключ пробил роговицу и вошел в жидкую середину глазного яблока.

Он не закричал. Он издал некое собачье рявканье, какое-то рычащее мычание, и с силой дернул ее в сторону, пытаясь повалить с ног. Предплечья его были обгоревшими и шелушились. С близкого расстояния, она увидела, что его нос тоже шелушится, причем сильно: его переносица горела от солнечных ожогов. Он скривился, обнажая зубы, покрытые розовыми и зелеными пятнами.

Ее рука отпрянула и отпустила связку ключей. Она продолжала свисать из его фонтанирующей левой глазницы в то время, как другие ключи плясали друг с дружкой, ударяясь о его щетинистую щеку. Кровь покрыла всю левую часть его лица. Вокруг них бушевал бурьян. Поднялся ветер, и высокие травинки хлестали и молотили Бэкки по спине и ногам.

Он врезал ей коленом в живот. Казалось, будто ее ударили поленом. Бэкки почувствовала боль и кое-что похлеще боли — внизу, между животом и пахом. Кручение, сродни мышечным спазмам: словно в ее утробе была затянутая узлом веревка, и кто-то туго натягивал ее — туже, чем она должна была быть.

— О, Бэкки! О, девочка! Твоя задница… твоя задница теперь принадлежит бурьяну! — закричал он с дрожащей ноткой безумного веселья в голосе.

Он еще раз врезал ей коленом в живот, а затем и третий раз. Каждый удар пробуждал новую, темную, губительную вспышку боли. «Он убивает ребенка», подумала Бэкки. Что-то заструилось по ее левой ноге. Она не могла сказать была ли это кровь или моча.

Они плясали вместе — беременная девушка и одноглазый безумец. Они плясали в бурьяне, хлюпая в грязи ногами, и его руки обхватывали ее горло. Они оба забрели в колышущийся полукруг около трупа Натали Хумбольт. Бэкки видела, что слева лежит тело: мельком уловила бледные, окровавленные, искусанные бедра, потрепанную джинсовую юбку и выставленные на показ, запачканные травой трусики Натали. И ее руку — руку Натали, лежащую в траве прямо за ногами Росса Хумбольта. Грязная, оторванная рука Натали (как он ее вырвал? оторвал, как куриную ножку?) валялась с едва согнутыми пальцами и грязью под поломанными ногтями.

Бэкки набросилась на Росса, подавшись всем своим весом вперед. Он сделал шаг назад, наступил на руку, и та провернулась под его ногой. Заваливаясь, он издал гневный, кряхтящий, болезненный возглас, утягивая ее с собой. Он не отпускал ее горло, аж пока не ударился о землю, громко клацнув своей захлопнувшейся челюстью.

Он принял на себя основную часть удара, смягчая ее падение упругой массой своего провинциального баптистского брюха. Она оттолкнулась от него и на четвереньках закарабкалась в бурьян.

Вот только она не могла двигаться быстро. Ее внутренности пульсировали ужасающей тяжестью и ощущением напряженности, словно она проглотила набивной мяч. Ей хотелось вырвать.

Он словил ее за щиколотку и потянул. Она упала плашмя — прямо на свой больной, пульсирующий живот. Пронзительная, разрывающая боль прошла сквозь него, создавая ощущение, будто внутри что-то взорвалось. Ее подбородок ударился о влажную землю. Перед ее глазами кишели черные пятна.

— Куда ты идешь, Бэкки ДеМут? — Она не говорила ему своей фамилии. Не могло быть, чтобы он ее знал. — Я ведь найду тебя вновь. Бурьян покажет мне, где ты прячешься, маленькие пляшущие человечки приведут меня прямиком к тебе. Иди сюда. Тебе больше не нужно ехать в Сан Диего. Не надо принимать никаких решений насчет ребенка. Все уже сделано.

Ее зрение прояснилось. Прямо перед собой, на приплюснутом участке травы, она увидела соломенную дамскую сумочку с вытряхнутым из нее содержимым, и среди всего этого беспорядка лежала маленькая пара маникюрных ножниц — они выглядели почти как щипчики. Их лезвия были липкими от крови. Она не хотела даже и думать о том, каким образом Росс Хумбольт из Пафкипси мог применить этот инструмент, или каким образом его может теперь применит она.

Тем не менее, она сжала их в своей руке.

— Иди сюда, говорю, — сказал ей Росс. — Ну давай же, сука. — Она поднималась на ноги.

Она развернулась и кинулась обратно на него, сжимая в кулаке маникюрные ножницы Натали Хумбольт. Она ударила его в лицо один раз, дважды, трижды, пока он не начал кричать. Это был крик боли, несмотря на то что он перерос в громкий захлебывающийся хохот еще до того, как она покончила с ним. Она подумала: «Мальчик тоже смеялся». Затем, на протяжении долгого времени она не думала ни о чем. Аж до восхода луны.

Под последними лучами дневного света, Кэл сидел в бурьяне и вытирал слезы со своих щек.