Рудольф Славский - Искусство пантомимы

Для комедиографа-пантомимиста большой интерес представляют высказывания о «секретах» смеха непревзойденного комика Чарли Чаплина. Он говорит, что всегда старается держать ум настороженным, а глаза открытыми, что всегда наблюдает за публикой, «чтобы установить, что именно заставляет ее смеяться; точно так же я наблюдаю за ней, чтобы черпать комические ситуации… Короче, для моих будущих персонажей или для комических ситуаций я всегда использовал материал, который давала жизнь…»*.

Подытожим сказанное о смешном в пантомиме.

Смех — дело нешуточное. Для того чтобы умело им пользоваться в пантомиме, от ее автора требуется раз-

*«Материалы по истории мирового киноискусства», т II, М, Госкиноиздат, 1945, стр. 167, 171

витое чувство юмора, знание законов смешного и определенные навыки, приобретаемые опытом, тренировкой. Начинать тренировку следует с простейших этюдов, содержащих зерно комизма. Выстраивая комедийные ситуации, создавая комедийные образы, пользуясь комедийными приемами, необходимо все комедийное действие подчинять жизненной правде.

ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ

В этом обзоре затронуты лишь некоторые проблемы драматургии пантомимы, главным образом те из них, о которых необходимо иметь представление начинающему автору пантомимического либретто. Итак, не загромождайте действие второстепенными персонажами и ситуациями. Все, что не имеет непосредственного отношения к фабуле, без чего можно обойтись, не причиняя ущерба замыслу, безжалостно отсекайте.

Строя сюжет, следует избегать изображения персонажей в бездейственном состоянии. Идея и сюжет должны разворачиваться в сфере пластического движения. Статика губит пантомиму.

Сюжет должен быть абсолютно ясным, сразу же вводить зрителей в круг действия. Все это требует поисков и поисков, отбора и отбора.

На первых порах лучше избегать сложных сюжетных ходов Нужно тщательно «взвешивать» каждое положение, и особенно завязку. Мысль, движение, эмоции — вот сущность пантомимы.

Намного усиливает звучание произведения выразительное раскрытие подтекста, выявляющее внутренний смысл действия. Раскрытие подтекста в зримом действии делает характер героя полнокровнее и объемней. Примером подтекста, который может быть выражен бессловесным действием, служит эпизод из рассказа Л. Н Толстого «Смерть Ивана Ильича» Вдова, взяв под руку Петра Ивановича, приятеля своего только что скончавшегося мужа, шла с ним во внутренние комнаты. Соболезнование Петра Ивановича было неискренним, его мысли были заняты предстоящей игрой в карты. Партнер по карточному столу Шварц «печально подмигнул Петру Ивановичу». «Вот-те и винт! Уж не взыщите, другого партнера возьмем. Нешто впятером, когда отделаетесь», — сказал его игривый взгляд.

Петр Иванович вздохнул еще глубже и печальнее, и Прасковья Федоровна благодарно пожала ему руку». Вздохнул Петр Иванович, понятно, оттого, что вынужден пропустить игру, а вдова восприняла этот вздох как соболезнование своему горю и «благодарно пожала ему руку». Здесь подтекст, как видим, тонко расшифровывает истинную подоплеку действий героев рассказа.

И в заключение еще раз напомним, что главный объект внимания мима — внутренний мир человека. Мимическое искусство — народное искусство. В его основе — человек, его жизнь, его борьба, его радости.

Здесь приводятся литературные записи трех пантомим, различных по жанру. Первая взята из книги Н. Чуковского «Последняя командировка», вторая сделана известным режиссером С. Юткевичем*, и третья перепечатана из книги С. Образцова «Театр китайского народа».

Молодой человек вздумал написать письмо. Кому — неизвестно, но в том, что он хочет написать письмо, не было никаких сомнений. Он об этом не объявлял, он вообще ни разу не разжал губ и не произнес ни слова. Но он таким точным движением взял с воображаемого стола несуществующий лист бумаги, так аккуратно сложил его вдвое и так при этом задумался, стараясь сочинить первую фразу, что всем стало ясно: он хочет написать письмо. Положив несуществующий лист на воображаемый стол, он привычным движением пальцев вытащил из верхнего кармана пиджака невидимую самопишущую ручку. С невидимой ручки он снял невидимый колпачок и стал писать по несуществующему листу бумаги. Но, увы, ручка почему-то не пишет. Взяв ее двумя пальцами за невидимый кончик и подняв перед лицом, он стал внимательно ее рассматривать, чтобы понять причину. Ну конечно, в ней нет чернил, только и всего! Он выдвинул ящик воображаемого стола и извлек из него вымышленную склянку с чернилами. Как осторожно вынимал он пробку, стараясь не сломать ногтей и не запачкать пальцев! Вот невидимая ручка погружается в вымышленную

*«Искусство кино», 1960, № 5.

склянку, стоящую на воображаемом столе, и наполняется чернилами. Теперь ее нужно обтереть специальной тряпочкой, конечно, тоже воображаемой. Готово! Можно начать писать письмо… Но что это? Невидимая ручка неисправна, и вымышленные чернила текут из нее. Они текут по рукам, по рукавам, они крупными каплями падают на полы пиджака. Иллюзия была так сильна, что женщины в разных концах зала вскрикнули, предупреждая артиста, что он губит свой костюм…

Невидимая ручка брезгливо отброшена, пальцы вытерты воображаемой тряпочкой, но письмо написать необходимо. Артист шарит в карманах и находит несуществующий карандаш. Огрызок карандаша маленький и, к сожалению, неочиненный. Но это беда поправимая. Осмотрев воображаемый стол, он осторожно снял с него двумя пальцами воображаемое лезвие безопасной бритвы. Держа в левой руке несуществующий огрызок карандаша, он стал чинить его воображаемым лезвием. Но, увы, в несуществующем карандаше сломан весь грифель и только крошится, падая кусочками на пол. Карандаш тоже приходится бросить.

Что же делать? Человек, который хочет написать письмо, растерянно смотрит вокруг себя. И вдруг на полу в углу он что-то замечает. Обрадованный, он идет в угол, нагибается, берет в руки что-то невидимое, но, несомненно, довольно громоздкое и изрядно тяжелое; напрягаясь всем телом, поднимает с пола и несет на вытянутых руках. И мгновенно всем становится ясно, что невидимая эта вещь — пишущая машинка, причем не маленькая, портативная, а большая, канцелярская, на развернутый лист. Он ставит ее на воображаемый стол, снимает с нее невидимый металлический футляр, движет невидимую каретку, нажимает клавиши, проверяет ленту… Машинка исправна! Тогда он садится на незримый стул, вставляет несуществующий лист и пишет письмо. Потом вынимает лист из машинки, складывает и сует в невидимый конверт. Высунув кончик языка, заклеивает конверт…