Валерий Гаркалин - Катенька

Мы разговорились с Кларой Новиковой и Борисом Слуцким, тогда заведующим художественно-постановочной частью Москонцерта, и выяснили, что независимо друг от друга собираемся вечером пойти на премьеру новой картины моего товарища Сергея Овчарова «Небывальщина» в Дом кино. (Сергей учился на Высших курсах сценаристов и режиссёров параллельно моему обучению ещё в Гнесинском училище, и я помогал ему в его студенческих работах.) Встретившись вечером на премьере уже парами, я представил свою жену и с удивлением узнал, что Борис Слуцкий знаком с ней с детства — 25 лет. Не могу сказать, что в тот же день, но вскоре мы с ним и его женой Ганной подружились уже всерьёз и надолго, и эта дружба впрямую повлияла на мою актёрскую судьбу: именно Ганна порекомендовала меня Сергею Бодрову на роль в «Катале».

Но до этого были ещё долгие и предельно насыщенные пять лет.

Год Катенька провела в послеродовом отпуске с Никусей, а потом на повестку дня встал главный вопрос — кто же дальше будет сидеть с девочкой? Понятно, что в таком возрасте отдавать нашу кроху государству в детское учреждение никто не собирался. Катеньке уходить с любимой работы было неразумно. Получалось, что почти безболезненно сменить службу мог только я. Но для этого мне ничего не оставалось, как уйти из Людей и кукол. Сделал я это без большого страха и уже без особого сожаления.

Мне было совершенно ясно, что весь свой творческий потенциал в ансамбле я исчерпал, и настала пора заняться мне чем-то принципиально новым, тем более что обучение в ГИТИСе на режиссёрском факультете предоставляло подобную возможность. С самим же обучением случилась история, очень напоминавшая моё первое поступление в Гнесинку, когда поступали мы к одному педагогу, а учились совсем у другого.

Первую сессию нам назначили на январь-февраль 1985 года. Мы вошли в большую аудиторию ГИТИСа на Таганке. Сегодня она в основном используется как репетиционный зал и для показа курсовых спектаклей, а тогда несла в себе не только эти, но и все возможные функции, включая и функцию учебного класса. Здание на Таганке было передано ГИТИСу недавно, и всё оно состояло из неотремонтированных коммунальных квартир, откуда выселили жильцов. В общем, тотальная разруха, символизировавшая нечто, происходящее в самом государстве. Нам представили нашего мастера, каковым оказался народный артист тогда ещё РСФСР Вячеслав Анатольевич Шалевич. Мы были поражены внезапно свалившимся на нас открытием, но и он был явно смущён увиденным. Уже позже мы узнали, что Иоаким Георгиевич Шароев пригласил Шалевича на разговор, который вылился в нечто, после чего ничего не подозревавший Вячеслав Анатольевич вынужден был принять на себя руководство курсом. Мы же получили замечательного мастера, который оказался не только прекрасным педагогом, благороднейшим человеком, но и очень нами любимым, что для людей взрослых было не менее важно, чем остальные его выдающиеся человеческие и профессиональные качества. Каким способом, кроме любви и полного доверия, мог бы он добиться того, что вполне состоявшиеся (а многие — знаменитые) люди добровольно превратились в юных студентов, прошедших обучение с нуля, не боясь потерять перед мастером и соучениками годами наработанное реноме и звёздный статус?

Вторую сессию нам назначили на конец весны 1985 года. За прошедшие с первой сессии пару месяцев в стране многое изменилось. То есть сменился Генеральный секретарь ЦК КПСС. На место «работавшего от сети» Константина Устиновича Черненко пришёл Михаил Сергеевич Горбачёв, по тем временам молодой и энергичный. Понятно, что мы даже близко не могли предположить, чем это всё закончится, но наблюдали за ещё слабыми изменениями с нескрываемым интересом. Отражалось это и на учебном процессе. Вернее, на выборе материалов для курсовых спектаклей. Например, одна из таких работ вся состояла из текстов ведущих публицистов второй половины 80-х и значительно опережала то, что тогда происходило в стационарных театрах. Мы становились популярными, на наши курсовые показы приходили зрители, что было не особо характерно для отделения эстрады ГИТИСа.

А для меня важно было и другое. Меня как-то очень хорошо (с профессиональной точки зрения) приняли соученики и наш мастер Вячеслав Анатольевич. Я не только начал играть на курсе ведущие роли, но и мои коллеги постоянно обращались ко мне за советами, приглашали играть в их самостоятельных отрывках. Да, моё положение лидера в Людях и куклах было для меня уже вполне привычным и практически незыблемым, но оно зарабатывалось годами тяжёлой пахоты. Мы стартовали все вместе практически детьми, и я был один из самых старших в ансамбле. В институте же меня окружали сплошь звёзды, люди не просто талантливые, но добившиеся успеха и признания каждый в своём жанре. И утверждать себя перед ними необходимо было на очень коротком временном отрезке. Ведь вся сессия длилась всего месяц, за который требовалось выбрать литературный материал, отрепетировать его, довести до ума, показать кафедре и получить оценки. Времени на раскачку практически не было, и доверие ко мне на курсе говорило прежде всего о признании моих профессиональных навыков. Понятно, что мне это льстило. Я доказывал свою профессиональную состоятельность прежде всего самому себе уже на совсем ином уровне.

Радость от повторного студенчества подкреплялась ещё большим счастьем от общения с семьёй. Я стал «кормящим отцом», гулял с Никусей, кормил её, читал ей сказки, в общем, воспитывал, как мог. Эта новая для меня роль никак не тяготила меня, а наоборот заполняла целиком, придавая моему существованию определённую осмысленность. Только безработица моя затягивалась. Я, конечно, что-то делал, руководил какими-то студенческими театральными кружками, иногда ездил на гастроли со своим бывшим коллективом, но реально моя занятость была минимальной. Я обзвонил практически все театры Москвы, но везде с разной степенью вежливости мне отказали. Вернее, объяснили, что артисты им не требуются, поэтому тратить время на просмотр меня они не считают целесообразным.

Самым естественным в моём положении было пойти в театр под руководством Сергея Образцова, что я и пытался проделать неоднократно. Но оказалось, что Сергей Владимирович затаил на нас огромную обиду. Когда я приходил на прослушивание, он делал вид, что не знаком со мной, требовал, чтобы я подробно рассказывал, где учился, где работал, кто был руководителем моего курса.

Образцов был великолепным актёром, и каждый раз складывалось впечатление, что он действительно видит меня в первый раз. Конец всему этому положила его дочь, артистка того же театра Наталья Сергеевна Образцова. Перед очередным прослушиванием она подошла к отцу и сказала ему, что некрасиво обижаться так долго и разрушать молодую семью. Сергей Владимирович опять же изобразил крайнее изумление и сделал вид, что не понимает о какой семье идёт речь. Наталья Сергеевна тоже была артисткой не из последних и, изобразив безумную страсть, рассказала, что Валера — Катенькин муж, у них маленькая дочка, и будет неправильно, если ему опять придётся куда-нибудь уезжать.