Валерий Гаркалин - Катенька

Что мне оставалось делать в такой ситуации? Пить дешёвый портвейн с новыми одноклассниками, повторяя их во всём, чтобы стать своим в их кругу? Начать подражать местной влиятельной в молодёжной, как теперь говорят, тусовке, шпане, в чью жизнь зона реальная, а не фигуральная, врывалась с малолетства и зачастую навсегда? Стать отличником, пай-мальчиком, любимцем школьной администрации, подчинившись советской школе окончательно и бесповоротно, и начать комсомольско-партийную карьеру ещё со школьной скамьи?

Не помню, чтобы я подобным образом «обдумывал житьё». Но, безусловно, выход из создавшегося тупика искал. Нашёл я его неожиданно для себя тогдашнего, но, как оказалось, навсегда. Не знаю, то ли высшие силы вывели меня на эту дорогу, то ли сработала случайность, оказавшаяся частным случаем закономерности… Но с этого пути я уже никогда не отступал.

Хотя до понимания, что это и есть дело моей жизни, было ещё очень далеко.

Советское государство должно было руководить решительно всем, причём само же создавало то, чем потом руководило. Касалось это и культуры, которая, по мысли партийных лидеров, являлась основным подспорьем коммунистической идеологии и обязана была приобщать народные массы к последней. Поэтому по всей стране создавалось множество самодеятельных коллективов, где эти самые народные массы проявляли свои таланты, иногда вполне недюжинные. Существовало же народное творчество под неусыпным оком различных управляющих структур. Их чиновники должны были отслеживать и принимать деятельность народных творцов, чтобы, не дай бог, не завелось в этом творчестве какой-нибудь крамолы.

Все кружки, студии и прочие формы народного культурного объединения кому-нибудь подчинялись. Высших начальственных структур было две. Собственно само государство в виде управлений культуры и профсоюзы, которые, если помните, были «школой коммунизма», по меткому определению первого партийного вождя.

Это разделение было на тот момент вполне ощутимо, ибо государство у нас было довольно бедным, а профсоюзы на больших богатых предприятиях бывали весьма зажиточными. Поэтому государственные культурные центры были зачастую голь да нищета с полуразвалившимися Домами культуры и бедствующими сотрудниками, а профсоюзные обладали прекрасными ДК, значительными средствами на постановки, большим штатом педагогов. Однако кое-где и государственным очагам культуры удавалось достичь определённых успехов. Высшие достижения таких коллективов отмечались званием «Народный». Народный театр — это тебе не какой-то там драмкружок. И звучит возвышенно, и зарплата у руководителей чуть посолидней. Так вот именно эта система способствовала началу процесса, который привёл меня к нынешнему результату. Всё дело в том, что в городе Щёлково был Народный театр…

В поисках неизвестно чего я однажды переступил его порог. С той самой минуты и начался новый отсчёт моей жизни. Театром руководил Абри Абрамович Амаспюр, очень известный в те годы режиссёр самодеятельности. Он работал параллельно сразу в нескольких коллективах, что никак не сокращало его бившей через край энергии. Он был абсолютным фанатом репетиционного процесса и передавал нам аналогичное отношение к театральной деятельности.

Я проводил в театре всё свободное, а иногда и несвободное время. Моя жизнь приобрела смысл, краски, цели. К тому же у меня образовалась масса новых знакомых, столь же одержимых, увлечённых театром. Это были люди разного возраста, многие гораздо старше меня. Я ощущал себя своим в их компании, равным среди равных. Опять же, я довольно быстро стал получать большие роли, что придавало мне особый вес. Даже с Щёлково и школой я почти примирился. Тем более что театр был довольно популярным в городе, и горожане артистов знали в лицо. В 16 лет это очень греет душу.

Но популярность была второстепенна по сравнению с самим театральным таинством. Сегодня я прекрасно понимаю, что всё тогда делал ещё крайне неумело, непрофессионально, по-школярски. Да и поставленные нами спектакли были далеко не шедевры. Но счастье построения роли, существование в чужом, не свойственном мне характере, в иной, далёкой от моей, пластике заполняло меня целиком. Я взахлёб читал неизвестные мне пьесы мирового репертуара. Они переполняли меня, хотелось сыграть все роли, побывать во всех эпохах, в разных странах, совершить все героические поступки. Театр абсолютно заменял мне реальную жизнь.

В театре же состоялось примечательное знакомство, неожиданно возобновившееся через многие, многие годы. К нам на постановку дипломного спектакля пришла молодая женщина, студентка Абри Абрамовича Софа Москович. (Амаспюр успевал одновременно с руководством театрами ещё и вести курс режиссёров народного театра в Щукинском училище.) Она ставила с нами «Обыкновенное чудо» Евгения Шварца. Мне досталась роль Короля, что для моего юного возраста было большим достижением. Софа была явно талантлива и столь же одержима профессией. Но вскоре после защиты диплома она эмигрировала из Советского Союза в Израиль. Тогда это означало расставание навсегда. Никто не мог даже предположить, что ещё при нашей жизни откроются границы, и в Израиль будет легче попасть, чем, например, в Ташкент. Мы на десятилетия потеряли с Софой всяческую связь. Восстановилась она почти случайно, хотя сегодня я всё больше проникаюсь уверенностью, что ничего совсем случайного в этом мире не существует. Просто надо внимательней наблюдать за происходящим, и закономерности выстроятся сами собой.

Спустя годы в Израиле Софа познакомилась с моим соучеником и другом Борисом Слуцким, и в одном из разговоров они выяснили, что оба знают меня. Борис дал ей мой московский телефон, и она со мной связалась. Оказалось, что Софа много лет руководила драматическим театром в Беэр-Шеве, затем ушла на преподавательскую работу, открыла свою театральную школу в Тель-Авиве, где обучает студентов по методу Всеволода Эмильевича Мейерхольда. Я уже несколько раз приглашал её в Москву проводить мастер-классы для своих студентов в РУТИ. И прошли они с огромным успехом.

Но я забегаю вперёд. Вернёмся в Щёлково. Два последних школьных года благодаря театру проскочили как-то незаметно. Я репетировал, играл спектакли, а ещё и посещал школу, что можно было приравнять к небольшому подвигу. Даже экзамены на аттестат зрелости сдал довольно успешно. Жизнь впереди мне виделась вполне прямой и безоблачной.

Наконец, летом 1971 года я окончил школу. Ну, теперь поступлю в театральный институт, а дальше всё пойдет как по накатанной. Мои успехи на самодеятельной сцене не оставляли сомнения в светлом будущем. Кто же, если не я, достоин обучения в театральном вузе? А уж там я всем докажу, какое потрясающее сокровище в моём лице получит российская сцена!