Дмитрий Жуков - Бранислав Нушич

— А как вы думаете, что сейчас публика читает охотнее всего? — прощупывал своих издателей Нушич.

— А что вы, Нушич, думаете сами? — в свою очередь осторожничали типографщики.

— Мне кажется, охотнее всего будут читаться белградские новости…

Профессиональная журналистика представлялась заманчивым занятием.

«Слова, которые у нас так дешевы, что их даже не пытаются экономить, швыряют на ветер, разбрасывают, раскидывают, ты превращаешь в один из видов товара и продаешь по самой высокой цене».

Однако это было лишь иллюзией. Издатели и редактор не могли столковаться о пустяке — постоянном редакторском жалованье. Прижимистые типографщики обещали платить гонорары… если газета станет давать прибыль.

Новому органу дали название «Мале новине» («Малая газета»), и Нушич тут же в «Дарданеллах» подобрал редакцию, в которую вошли старые друзья по студенческой труппе Евта Угричич и Павел Маринкович. Позже к ним присоединился Янко Веселинович.

Главной заботой «Малой газеты» были белградские новости, которые подбирали таким образом: «Каждый из нас четверых… должен был одну новость узнать и еще одну выдумать. Это уже было восемь новостей, а если что подвертывалось со стороны — то и больше».

Но вскоре выход из положения был найден. На доске объявлений университета Нушич вывесил объявление, в котором обещал платить по полдинара за весть. Для бедных студентов это были большие деньги, и «сообщения из первых рук» наводнили страницы «Малой газеты».

Новости эти никто не проверял, и есть сильное подозрение, что студенты, как и редакторы, многое выдумывали сами. Газета расходилась превосходно. Особый успех имели сообщения о якобы падавших близ Белграда метеоритах и некрологи. Впрочем, не все сходило с рук.

«Меня целую неделю, — рассказывал впоследствии Нушич, — преследовали родственники одного человека, задавшиеся целью намять мне бока за то, что я поместил сообщение о его смерти, в то время как он был здоровехонек».

Нушич освещал в своей газете работу различных патриотических обществ, коих он продолжал быть непременным членом. Он сближается со Стеваном Качанским, которого называли «Старым бардом». Качанский участвовал во всех войнах в качестве добровольца, считался вождем националистически настроенной молодежи, а в 1888 году основал газету «Великая Сербия», где опубликовал фельетон «Баба и парень». Высмеяв австрофильскую политику короля Милана (баба — Австрия, парень — Сербия), он угодил в пожаревацкую тюрьму, и причем в камеру № 11, ту самую, в которой сидел Бранислав Нушич.

Но и в тюрьме он продолжал писать патриотические и антидинастические стихи. Одна из его песен, ставшая популярной, была опубликована под псевдонимом «Бранислав», и многие считали, что ее сочинил Нушич.

С особенным увлечением Бранислав и его друзья вели рубрику «Литература — искусство — наука». Прежде всего, они снова пошли в атаку на театр и его руководителя Милорада Шапчанина. В пику директору театра они из номера в номер печатают отвергнутого им ибсеновского «Врага народа».

Несмотря на антагонизм, появившийся между газетой и театром, редакция в полном составе посещает почти все спектакли, не говоря уже о ежедневных встречах с актерами в «Дарданеллах».

К этому времени уже окрепло знаменитое поколение доморощенных сербских актеров, среди которых были Милорад Гаврилович, внук французского писателя Мериме — Люба Станоевич, Илья Станоевич, Светислав Динулович. В Сербию приехали и стали любимцами публики Велика Нигринова, Эмилия Попович и Зорька Тодосич.

Настоящей школы у этих актеров не было, однако публику подкупала страстность их игры и несомненный, хотя и неотшлифованный, талант.

Бранислав подружился с легендарным сербским актером Ильей Станоевичем, которого все, даже в печати, называли Дядюшкой Ильей. На сцене его нельзя было представить себе в какой-нибудь салонной пьесе, во фраке и с прочим великосветским реквизитом. Простое лицо его со слегка вздернутым кокленовским носом зрители знали по спектаклям отечественных драматургов Стерии Поповича и Косты Трифковича, по роли городничего в гоголевском «Ревизоре», по шекспировскому Фальстафу… Все белградские писатели, журналисты и актеры были его друзьями, и как только в «Дарданеллах» появлялся Дядюшка Илья, не было лица, которое бы не расплывалось в улыбке.

Бранислав Нушич написал немало ролей для Ильи Станоевича. Этот актер сам был человеком белградской улицы и неподражаемо смешно играл знакомых ему героев. Обаяние его распространялось не только на зрительный зал.

Беспутный талант, Дядюшка Илья очень любил веселое общество, кафаны. И тут, в кафанском дыму, он расцветал — рассказывал невероятные истории в лицах, ежеминутно менял маски.

Правда, Дядюшка Илья пил только пиво и никогда не напивался допьяна, что помогло ему сохранить здоровье до преклонных лет. Он и тогда, вспоминая буйную юность, сдирал металлические крышечки с пивных бутылок великолепно сохранившимися белыми зубами.

Историк сербского театра пишет: «При полной свободе творчества, без дисциплины сцены и тисков текста, актер и писатель в Илье Станоевиче брали верх; это было похоже на импровизации Бранислава Нушича, чей юмор в обществе за чашей вина превосходил его писаное слово».

О невероятном простодушии Дядюшки Ильи, его оптимизме, щедрости и остроумии ходило множество анекдотов.

У «старейшины белградской богемы» Ильи Станоевича была приятельница по имени Мими. Вернувшись однажды домой после полуночи, актер обнаружил у двери своей комнаты пару громадных фельдфебельских сапог. Разгневанный Дядюшка Илья бросился в комнату и в самом деле обнаружил в собственной постели фельдфебеля. Актер отправился искать утешения в кафану, откуда не выходил три дня. На четвертый день ему подали записку от Мими. «Дорогой дядюшка Илья, то, что ты видел, неправда…» — писала она.

Бедная Мими была очень огорчена случившимся. Дядюшка тоже — не выбрасывать же Мими на улицу. Выход из положения нашел Нушич. Тут же, в кафане, устроили сбор денег на приданое Мими и вскоре выдали ее за фельдфебеля. Говорят, собрали 50 динаров — для фельдфебеля это были приличные деньги.

Впрочем, в те времена, когда Нушич редактировал «Мале новине», Илья Станоевич был еще достаточно молод, чтобы не делить своих Мими с фельдфебелями.

Зато от рецензентов газеты ему досталось. Досталось многим актерам. Особенно ядовит был Павел Маринкович. Во время одного спектакля актеры даже отклонились от текста, чтобы отомстить ему. Дядюшка Илья спросил по ходу действия пьесы актера Динуловича, чем тот занимается. И Динулович, подражая голосу Маринковича, ответил: «Повторяю философию (Маринкович все не мог никак закончить философский факультет), перевожу с: французского и пишу рецензии в малых газетах».