Андрей Румянцев - Вампилов

В подтверждение того, что пьесы Вампилова естественно «вписываются» в мировую драматургию, говорит одна из статей, опубликованных в журнале «Театр» летом 1972 года. Она названа символически «Вариации на тему Дон Кихота». Можно предположить, что эту публикацию прочитал Александр Валентинович: ведь он сам печатался в журнале «Театр» и считал его своим. Автор статьи Б. Емельянов рассказывает о том, что известный в Казахстане мастер сцены, народный артист этой республики Ю. Померанцев, сыграл на сцене алма-атинского Русского театра драмы главные роли в трех спектаклях, близких друг другу, как выразился рецензент, «возвышенной темой», нравственным обликом героев. Среди постановок — спектакли по роману Сервантеса «Дон Кихот» и пьесе Вампилова «Свидание в предместье» («Старший сын»).

Автор считает, что, выстроив в программе одного сезона спектакли такого нравственного звучания, театр не допустил никакой натяжки. Комедия талантливого современного автора звучит с той же покоряющей силой, что и перенесенный на сцену всемирно известный роман:

«Мы ощущаем в Сарафанове (Ю. Померанцеве), столь незащищенном, некую твердь. Вначале он стыдится своего общественного положения. Но наступает момент, когда он оказывается независимым от всякой внешней оценки, кроме собственной. Это не жалкое высокомерие, а простое человеческое достоинство…

Значит, Сарафанов (Ю. Померанцев) и есть первая обещанная вариация темы Дон Кихота? — спросит читатель. А почему бы нет? В нем есть одновременно незащищенность и сила. Его поступки граничат с чудачеством. Он легко оправляется после ударов судьбы. И разве его облик не вызывает чувства грусти?»

Ну, хотя бы так защитить Вампилова. И может быть, впервые связать его героя с персонажем бессмертного романа. Попытаться включить пьесу русского драматурга в тот ряд литературных образцов, от которых современная отечественная словесность была отгорожена и «священным» социалистическим реализмом, и новым, сбитым набекрень, толкованием морали. Спасибо театру, режиссеру И. Даниленко, актеру Ю. Померанцеву за то, что дали зрителю и автору статьи возможность взглянуть на пьесу по-своему, без привычных шор. Можно предположить, что Александр Валентинович с благодарностью прочитал рецензию Б. Емельянова.

Для нас интересно и то, что Б. Емельянов, как и сам автор пьесы в письме Е. Якушкиной, опроверг домыслы театральных чиновников, будто поведение Бусыгина и Сарафанова в сцене их первой встречи надуманно, неправдоподобно. И, может быть, самое главное — в выводе рецензента: «Мы лишний раз убеждаемся, что театр — не иллюстратор, а творец, ибо видим на сцене то, чего не ждали и о чем даже не догадывались… В этом парадоксальном спектакле фантазеры оказываются реальнейшими людьми, а трезвые практики терпят поражение. Здесь розыгрыш оборачивается правдой, а “правда”, как ее представляет театрально-драматургическая традиция, выглядит шаткой. Сарафанов одним своим существованием делает затруднения многих вполне положительных героев современных пьес сильно преувеличенными» (выделено мной. — А. Р.). Заслуженные «камешки» в огород драматургов — авторов тогдашних «мыльных опер»!

Суждения о судьбе и творчестве Александра Вампилова, высказанные критиками при его жизни, были представлены (пусть и не все) в предыдущих главах. А как быть с теми, что прозвучали после его ухода из жизни? Они уже не были услышаны им, но в них-то современники и выразили свои оценки наследия драматурга. Потому привести хотя бы некоторые из них необходимо. Как и следовало ожидать, творчество драматурга стало «предметом суждений» не только «шумных», но и — продолжив пушкинские слова, — глубоких, поверхностных, сомнительных и всяких других.

В 1975 году журнал «Театральная жизнь» (№ 1) опубликовал статью Н. Анкилова «Раздумья о судьбе и таланте». Это типичный образец «идейно выдержанной» критики тех лет. Автору не нравится, что его коллеги, «анализируя творческое наследие драматурга (Вампилова. — А. Р.), как правило, пользуются лишь радужными красками, не скупятся на восторженные эпитеты, порою даже в очевидных творческих просчетах усматривая достоинства».

Было время, при жизни его не замечали, констатирует автор статьи. «И вдруг… об А. Вампилове заговорили! Впервые я обратил на это внимание во время последней Всероссийской конференции режиссеров. На трибуну один за другим поднимались руководители ведущих столичных театров и, не скупясь на самые теплые слова, говорили о творчестве к тому времени уже — увы! — покойного драматурга. И не только говорили, а и выражали готовность ставить его произведения на сценах своих театров…»

Далее идут постулаты, ставшие обязательными для таких авторов.

«Современное советское театральное искусство, следуя своим традициям, является искусством, поднимающим важнейшие жизненные проблемы, искусством глубокого проникновения во внутренний мир современника, борцом за человека высоких нравственных и политических идеалов. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на афиши хотя бы нескольких минувших сезонов. Какие произведения писателей, работающих в жанре драматургии, больше всего занимали зрителей, нашу театральную общественность? Именно те, которые ставили большие общественные проблемы, волнующие нашего современника, помогали ему разобраться в сложностях жизни, произведения, утверждающие пафос труда, уважения к человеческой личности, высокое призвание человека на земле. Вспомните хотя бы “Сталеваров” Г. Бокарева, “Дарю тебе жизнь” Д. Валеева, “Человека со стороны” И. Дворецкого, “Наследство” А. Софронова, “Хату с краю” М. Сторожевой, “Лошадь Пржевальского” М. Шатрова и так далее… Всем им одинаково присуще активное вторжение в жизнь, поднимаемые ими проблемы масштабны, жизненны, герои их произведений узнаваемы, они живут рядом с нами, на их характерах печать нашего времени».

Ох уж эта «печать времени»! На ней автор статьи особо настаивает. Вот, предлагает он читателю, «попытайтесь переместить во времени, например, Чешкова из “Человека со стороны” И. Дворецкого. Какой бы фантазией вы ни обладали, сделать это вряд ли удастся. Чешков — порождение конкретного времени, эпохи научно-технической революции. Зиловы же на это претендовать не могут. Зиловы… скорее — результат личных духовных качеств человека… Потому-то поле деятельности Зилова автором ограничено до предела, лишено конкретных примет времени».

Толкователь пьес не мог не подпустить и теории, благо что она была давно обкатана:

«Вряд ли следует напоминать о том, что человек — существо коллективное, что его характер, сознание формируются общественной средой, в которой он живет и действует. Причем процесс этот находится в постоянном диалектическом развитии. Сегодня мы не те, что были вчера, завтра будем не те, что сегодня. Поэтому-то нельзя рассматривать человеческий характер как нечто обособленное, вне связи со временем, с конкретной реальной действительностью. В противном случае неизбежны схематизм, заданность, измельчение образа, его двусмысленность. Автор будет не в состоянии дать ответы на вопросы, которые больше всего волнуют зрителя: какие объективные причины породили этот тип характера, побудили человека к тем или иным поступкам…