Джон Гришэм - Вне правил

Доктор много раз просмотрел запись боя и того, что случилось после него. Он несколько раз разговаривал с Тадео, и их общение продолжалось не один час. Во время первой встречи Тадео сообщил ему, что не помнит, как набросился на Шона Кинга. После второго раунда он действительно мало что помнил. Однако при последней встрече Тадео рассказал, что какие-то моменты все же начали всплывать в его памяти. В частности, он вспомнил довольную ухмылку на лице Кувалды, когда его руку подняли в знак победы. Он помнит, как возмущенно засвистели и заулюлюкали зрители, недовольные решением судей. Помнит, что его брат Мигель что-то кричал. Но что касается нападения на рефери, он не помнит ничего. Однако независимо от самих воспоминаний не вызывает сомнения, что захлестнувшая его волна негодования, горечи и возмущения буквально ослепила его, парализовала волю и не оставила иного выбора, кроме как отомстить обидчикам. У него украли победу, и ближайшим представителем судейского корпуса оказался Шон Кинг.

Да, по мнению доктора Теслмана, у Тадео произошло помутнение рассудка, не позволявшее ему контролировать свое поведение. Да, юридически он был невменяем и потому не может отвечать за свои действия.

Есть еще одно обстоятельство, которое придает рассматриваемому делу совершенно уникальный характер. Тадео находился в клетке, предназначенной для проведения боев без правил. Он только что провел девять долгих минут, обмениваясь ударами с другим бойцом. Он зарабатывает тем, что наносит удары. В это мгновение стремление решить проблему с помощью кулаков для него было естественным и неосознанным.

Когда я заканчиваю с доктором Теслманом, объявляется перерыв на обед.

Я наведываюсь в суд по семейным делам узнать новости. Как и следовало ожидать, старый судья Лиф отказал в проведении срочного слушания и назначил его через четыре недели. В его постановлении также указано, что мое регулярное общение с сыном должно продолжаться. Поздравляю, милая!

Мы с Клиффом и Напарником направляемся в ресторанчик неподалеку и уединяемся в кабинке, чтобы перекусить на скорую руку. Утреннее заседание прошло для Тадео как нельзя лучше. Нас всех удивило, насколько уверенно Оскар держался на допросе и как убедительно он рассказывал жюри, что Тадео был не в себе, хотя и продолжал держаться на ногах. Любители боев без правил на это бы точно не повелись, но таковых среди присяжных нет. Я рассчитывал, что за двадцать тысяч долларов вправе ожидать от доктора Теслмана блестящего выступления, и он меня не подвел. По словам Клиффа, теперь у присяжных есть пища для размышлений, и семена сомнения, посеянные в их головах, должны дать всходы. Конечно, на оправдание рассчитывать не приходится. Наша единственная надежда — это отсутствие у присяжных единого мнения. А слушание после обеда, когда нашим экспертом займется Мансини, может оказаться долгим.

Заседание суда возобновляется, и Мансини задает первый вопрос:

— Мистер Теслман, в какой момент подсудимый стал с юридической точки зрения невменяемым?

— Точный момент потери вменяемости и ее возвращения определить не всегда возможно. Не вызывает сомнения, что мистер Запата был разъярен решением судей присудить победу его сопернику.

— В вашей трактовке его состояния он уже был невменяем до этого момента?

— Однозначно ответить на этот вопрос нельзя. Существует большая вероятность того, что мистер Запата уже страдал умственным расстройством в течение последних нескольких минут поединка. Это очень необычная ситуация, и определить, насколько ясно он мыслил перед объявлением решения, не представляется возможным. Однако очевидно, что затмение наступило практически сразу.

— А сколько времени он был в юридическом смысле невменяем?

— Не думаю, что на этот вопрос существует точный ответ.

— Ладно, по вашему мнению, когда подсудимый развернулся и ударил Шона Кинга, это было нападением?

— Да.

— За которое, по идее, нужно нести наказание?

— Да.

— Но в данном случае есть смягчающее обстоятельство, которое вы называете юридической невменяемостью?

— Да.

— Вы видели эту запись много раз. Совершенно очевидно, что Шон Кинг не пытался себя защитить, когда сполз на землю и остался сидеть, опираясь спиной на сетку, не так ли?

— Полагаю, да.

— Показать вам это еще раз?

— В этом нет необходимости.

— Итак, после первых двух ударов Шон Кинг теряет сознание и не в силах защититься, верно?

— Полагаю, что да.

— Через десять последующих ударов его лицо превращается в кровавое месиво. Подсудимый нанес ему двенадцать ударов в район глаз и лба. Как, по-вашему, доктор, был ли подсудимый в этот момент юридически невменяемым?

— Он не мог контролировать свои действия, так что мой ответ — да.

Мансини смотрит на судью и говорит:

— Хорошо, я хотел бы воспроизвести запись еще раз в замедленном режиме.

Свет снова гаснет, и все смотрят на большой экран. Мансини прокручивает запись в самом медленном темпе и громко считает каждый нанесенный удар:

— Один! Два! Вот он падает. Три! Четыре! Пять!

Я смотрю на присяжных. Этот ролик они наверняка уже запомнили наизусть, но все равно смотрят как завороженные.

После двенадцатого удара Макс останавливает запись и спрашивает:

— Итак, доктор, вы заявляете жюри присяжных, что этот человек понимал, что поступает плохо, что нарушает закон, но не мог остановиться из-за невменяемости. Я вас правильно понял? — В тоне Макса звучит такая издевка, что своей цели он достигает. Мы наблюдаем убийство, совершенное вышедшим из себя бойцом. А вовсе не потерявшим рассудок человеком.

— Именно так, — подтверждает доктор Теслман, ничуть не смутившись.

— Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, — продолжает отсчитывать Макс и, остановившись на двадцати, вновь интересуется:

— А сейчас, доктор, он все еще безумен?

— Да.

Двадцать один, двадцать два, а потом подбегает Норберто, оттаскивает Тадео и прекращает бойню.

— А как насчет этого момента, доктор? Его оттащили, и приступ безумия прекратился? В какой именно момент к подсудимому вернулось сознание?

— Это невозможно определить точно.

— Через минуту? Через час?

— Это невозможно определить точно.

— Это невозможно определить точно, потому что вы и сами не знаете, верно? По вашему мнению, юридическая невменяемость — это нечто вроде выключателя, которым так удобно щелкать в интересах подсудимого, верно?

— Я этого не говорил.

Макс нажимает кнопку, и экран гаснет. В зале зажигается свет, и все с облегчением переводят дыхание. Макс что-то шепчет своему заместителю и берет другой исписанный блокнот. Затем подходит к свидетелю и спрашивает: