Станислас-Андре Стееман - Осужденный умирает в пять

Диана подслушивала и, должно быть, все слышала.

— Тысяча сожалений, В. Л.! — послышался уже издалека голос Жоэль. — Но ты сам нарывался.

Вернер Лежанвье ничего не ответил.

Возможно, Жоэль только хотела ответить ударом на удар, пренебречь родительским авторитетом?

Тем не менее Антонен Лазар перешел все границы.

Антонен, как называемый Тони, решил Лежанвье, будет вынужден заплатить свои долги.

Сильная доза адреналина, введенная в кровь, вызывает смерть через пять минут. Эта субстанция быстро растворяется в крови, и ее следы невозможно обнаружить при вскрытии. Адреналин часто используют при лечении астмы и сенной лихорадки. (Д-р Эберхартш)

Диана в воздушном дезабилье бесшумно толкнула дверь кабинета, оторвав мужа от безрезультатного чтения красной тетради:

— Вернер… Уже два часа, а Жоэль не вернулась…

— Знаю. Дадим ей отсрочку.

— Вы, может быть, знаете и с кем она?

— Думаю, знаю.

— С Тони Лазаром?

— Да.

— И вы это позволяете?

— Я ничего не позволяю. Отныне Жоэль обходится без моего позволения.

— Что вы будете делать?

— Я как раз задаю себе этот вопрос.

На самом деле Вернер Лежанвье очень хорошо знал, что он будет делать. Он не станет больше ждать, как накануне возвращения домой Жоэль. Он поедет, подождет возвращения Лазара в отель.

— Вернер…

— Да?

— Жоэль просто смеется над нами! Вы не хотели отдавать ее в пансион, но…

— Минуту! — отрезал адвокат. — Как вы находите этого Лазара? Привлекательным?

— О Господи, нет!

— Но симпатичным?

— Пожалуй.

— Почему?

— И вы меня об этом спрашиваете? Потому, что вы спасли его, дорогой мэтр, потому, что благодаря вам он пользуется славой невинного мученика.

«И она тоже», — с горечью подумал Лежанвье.

Итак, Лазар сейчас всем был обязан ему: свободой, широкой жизнью, даже тем вниманием, которое оказывали ему женщины…

Оставалось узнать, не собирается ли он потребовать большего?

— Возвращайтесь в постель, дорогая. Постарайтесь поспать. И ничего не говорите Жоэль, когда она вернется.

— Как хотите.

В четыре часа утра Шведский отель был лишь слабо освещен. За решетчатой загородкой с улицы был виден пожилой ночной дежурный в подтяжках и нарукавниках, дремлющий рядом с телефонным аппаратом. Низко висели тучи, дул холодный ветер. Лежанвье, хотя и ходил постоянно взад и вперед, замерз, от холода ему было трудно дышать. Ему бы не следовало курить, но как еще обмануть ожидание, эту глухую тоску, которая брала его за горло?

Много раз машины тормозили на углу улицы, и всякий раз он поворачивал ей навстречу, опасаясь, что Лазар вернется в отель у него за спиной.

Четверть пятого, без двадцати пять. Правда, накануне Жоэль вернулась домой лишь в пять утра…

Лежанвье вспбминал другие бесконечные ожидания. В двадцать, даже в тридцать лет ему случалось ожидать таким образом возвращения более или менее дорогих ему женщин. Они обычно выходили из машин, потные и утомленные, пропитанные запахом любви. Однажды он ударил одну, и за нее заступился шофер такси. Потом они с шофером провели вместе остаток ночи, опустошая стаканы с белым вином и откровенничая, в то время как Мартин — или то была Марсель? — отдыхала в его постели. Сейчас, когда ему уже пятьдесят, он поджидал не женщину, а мужчину. Он набьет ему морду.

— Мэтр Лежанвье, я не ошибся?

Лазар стоял в двух шагах от него, с сигаретой в зубах, в шляпе, сдвинутой на затылок, руки в карманах расстегнутого пальто, весь — сплошная улыбка. Должно быть, он вышел из такси раньше или вернулся пешком вдоль набережных, обдумывая планы на будущее (как поступил бы сам Лежанвье на его месте и в его возрасте).

— Вы меня ждали, дорогой мэтр?

Адвокат кивнул.

— Вы хотели сказать мне что-то срочное?

Адвокат медленно восстанавливал дыхание:

— Откуда вы? Вы провели вечер с моей дочерью?

— Точно так.

— Куда вы ее водили?

— Танцевать.

— И вчера также?

— Вчера также. В то же место.

— Вы… Вы дорожите Жоэль?

Уже в двадцать и еще в тридцать лет Лежанвье также вопреки очевидности расспрашивал о глубоких чувствах потных утомленных молодых женщин, тайком высаживавшихся из такси. В смутной надежде на чудо.

— Скажем, Жоэль дорожит мной. Благодаря вам.

Шум голосов перед входом в отель в конце концов пробудил от неглубокого сна пожилого ночного дежурного. Неуверенными шагами он подошел к двери и окинул улицу изучающим взглядом.

— Нас слушают, дражайший мэтр! — заметил Лазар. — Кроме того, уже поздно. Госпожа Лежанвье, насколько я успел ее узнать, должно быть, обеспокоена вашим отсутствием. На вашем месте я бы вернулся домой кратчайшим путем.

Он выплюнул свой окурок, раздавил его ногой:

— Не знаю, что меня заставляет сказать вам об этом, но я к вам очень привязан, дорогой мэтр. Я надеюсь назвать вас — вполне законно — папой.

— Негодяй! — пробормотал Лежанвье, сознавая собственное бессилие.

И то, что он повторяется.

Диана не спала, когда он бесшумно открыл дверь спальной.

— Жоэль вернулась?

— Да, — ответила Диана. — Она мне устроила сцену.

— Она вам устроила сцену?

— Похоже, я шпионю за ней, настраиваю вас против нее… Я приготовила вам пижаму, дорогой, а здесь ваша порция виски… Вы виделись с этим человеком?

— Да.

— Что он вам сказал?

— Он рассчитывает стать моим зятем.

— Что?

— Он рассчитывает стать моим зятем.

— И вы это так оставите? — спросила Диана недоверчиво, побелев, как ее батистовая ночная рубашка, открывающая округлые плечи. — Вы, Лежанвье, великий Лежанвье, вы потерпите, чтобы какой-то субъект?..

Лежанвье скинул свои замшевые ботинки, вылез из рукавов пиджака, отстегнул промокший воротничок рубашки, начал расстегивать брюки. Обычно он раздевался в прилегающей туалетной комнате, но сейчас…

— Нет! (Он склонил свою крупную голову.) Завтра утром, пораньше, я позвоню в «Жнивье». Мы проведем там неделю, две — столько времени, сколько понадобится. Если этого недостаточно, чтобы Жоэль отвлеклась, я вновь пошлю ее во Флоренцию, Рим, Портофино, ей там понравилось…

Диана, успокоившись, притянула его к себе, поцеловала в кончик носа:

— Дорогой, я вновь узнаю вас! Какой-то момент я боялась, что вы поддадитесь…

Лежанвье рассмеялся. Последнее слово напомнило ему о чем-то:

— Т-сс! Клиент — тем более экс-клиент — не всегда прав.

Он тут же понял, что это не смешно.

Даже Билли Хамбург сказал бы лучше.

Но Билли было не пятьдесят, и ему не предстояло сейчас спать с женщиной на пятнадцать лет моложе.

У Билли не было дочери. А следовательно, проблем.

Билли не заботило, чтобы восторжествовала справедливость.