Джон Гришэм - Золотой дождь

— Кто вам это сказал? — спрашиваю я, прикидываясь удивленным.

— Ну, точно не помню. Кто-то из служащих компании.

— А не поведал ли вам этот безымянный служащий заодно и причину увольнения мистера Крокита?

— Точно не скажу, — хмурится Рейски. — Кажется, она как-то связана с этим письмом.

— Кажется? — переспрашиваю я. — Вы все-таки уверены или просто строите догадки?

— Нет, я не уверен.

— Благодарю вас. А не сказал ли вам заодно этот служащий, что мистер Крокит оставил свой пост за два дня до того, как должен был выступить свидетелем по этому делу?

— По-моему, нет.

— И точную причину его увольнения вы не знаете?

— Не знаю.

— Хорошо. У меня создалось впечатление, будто вы пытались намекнуть присяжным, что его уволили из-за написанного им письма. Это так?

— Нет.

— Благодарю вас.

Накануне вечером, потягивая восхитительное вино, мы с Джексоном и его приятелями решили, что не стоит особо приставать к Рейски со злополучными руководствами. По нескольким причинам. Во-первых, оба фолианта уже приобщены к делу в качестве вещественных доказательств. Во-вторых, присяжные помнят, как эффектно я подловил Лафкина на отъявленной лжи. В-третьих, Рейски за словом в карман не лезет, и уличить его — задача не из простых. В-четвертых, времени на подготовку у него было предостаточно, и он будет обороняться до последнего. В-пятых, он наверняка воспользуется любой возможностью, чтобы попытаться сбить с толку присяжных. Но самое главное — я потрачу время. На дебаты с Рейски может уйти целый день, и в результате я ничего не выиграю.

— Скажите, мистер Рейски, кто выплачивает вам жалованье?

— Мои работодатели. Национальное страховое объединение. Сокращенно — НСО.

— А кто финансирует НСО?

— Вся страховая отрасль.

— И в том числе «Прекрасный дар жизни»?

— Да.

— Какую сумму вносит эта компания в общий фонд?

Рейски косится на Драммонда, который, уже стоя, выкрикивает:

— Я протестую, ваша честь! Вопрос не имеет отношения к существу дела.

— Протест отклонен. На мой взгляд, вопрос задан по существу.

— Итак, мистер Рейски, — уже увереннее спрашиваю я, — какова же эта сумма?

Видно, что вопрос этот Рейски не по нутру. Он жмется, но наконец отвечает:

— Десять тысяч долларов.

— Иными словами, вам компания «Прекрасный дар жизни» платит больше, чем Донни Рею Блейку.

— Протестую!

— Протест принят.

— Прошу прощения, ваша честь, я беру свое замечание назад.

— Я ходатайствую об изъятии этой реплики из протокола, — сварливо заявляет Драммонд.

— Поддерживаю.

Дожидаясь, пока страсти улягутся, я перевожу дыхание. Затем смиренно говорю:

— Извините, мистер Рейски. — Голос мой преисполнен раскаяния. Чуть помолчав, я задаю следующий вопрос:

— Скажите, все ли средства вашей организации поступают от страховых компаний?

— У нас нет иных источников финансирования.

— Сколько всего страховых компаний оказывают финансовую поддержку НСО?

— Двести двадцать.

— И каковы объемы финансирования за прошлый год?

— Шесть миллионов долларов.

— И вы используете эти средства ради лоббирования интересов страховых компаний?

— В том числе.

— Платят ли вам за участие в данном процессе?

— Нет.

— Тогда почему вы здесь?

— По просьбе руководителей компании. Меня попросили выступить свидетелем.

Я медленно разворачиваюсь и указываю на Дот Блейк.

— Скажите, мистер Рейски, можете ли вы посмотреть на миссис Блейк, заглянуть ей прямо в глаза, и сказать, что компания «Прекрасный дар жизни» обошлась с её сыном честно и справедливо?

Рейски непросто заставить себя взглянуть на Дот, но выхода у него нет. Он кивает, затем скрипучим голосом говорит:

— Да. Безусловно.

Разумеется, я спланировал это заранее. Надеялся столь драматичным образом завершить допрос Рейски. Но того, что случится дальше, предвидеть я не мог. Миссис Беверди Хардэвей, коренастая темнокожая женщина пятидесяти одного года, наша присяжная номер три, которая сидит в середине первого ряда, услышав абсурдное заявление Рейски, от неожиданности громко прыскает.

Смех звучит с ошеломляющей внезапностью и тут же обрывается. Провинившаяся женщина обеими руками зажимает рот, стискивает зубы и испуганно оглядывается по сторонам. Тело же её продолжает сотрясаться от сдавленного смеха.

К огорчению миссис Хардэвей и великой моей радости, смех её оказывается заразительным. Сначала смешинка попадает в рот мистеру Рэнсону Пелку, который сидит прямо за спиной хохотушки. Затем хихикать начинает миссис Элла Фей Солтер, сидящая по соседству с миссис Хардэвей. Тут же смех подхватывает ещё кто-то, и в следующее мгновение от хохота покатываются уже буквально все присяжные. Некоторые, правда, поглядывают на миссис Хардэвей с мягкой укоризной. Остальные же смотрят на Рейски, пожимают плечами и недоуменно качают головами.

Рейски предполагает худшее — что именно он причина этой пандемии. Повесив голову, он понуро разглядывает пол. Драммонд строит хорошую мину при дурной игре, делая вид, что ничего не случилось. Его боевых орлят не видно — все сидят, попрятав носы и уткнувшись в свои записи. Олди с Андерхоллом сосредоточенно приводят в порядок дружно развязавшиеся шнурки на туфлях.

Киплера тоже разбирает смех. Он дает всем высмеяться всласть, затем, дождавшись, пока шум поутих, стучит молоточком, как бы желая официально зафиксировать: да, показания Пейтона Рейски и в самом деле развеселили присяжных.

Все это занимает считанные мгновения. Нелепый ответ, внезапный смешок, испуг, хихиканье и хохот, осуждающие покачивания головами. Но на лицах некоторых присяжных я читаю облегчение. Как будто, посмеявшись, хоть и недолго, они тем самым высказали Рейски и «Прекрасному дару жизни» все, что о них думают.

Для меня это воистину звездная минута. Я улыбаюсь присяжным. Мне улыбаются в ответ. Мои свидетели говорят правду, а вот драммондовским верить нельзя ни на йоту.

— У меня все, ваша честь, — цежу я, всем своим видом показывая, сколь отвратителен мне этот лживый проходимец.

Драммонд уязвлен до глубины души. Он наверняка рассчитывал, что я провожусь с Рейски целый день, пытая его про руководства и статистические данные. Он шелестит бумажками, перешептывается с Т. Пирсом, затем встает во весь рост и провозглашает:

— Наш следующий свидетель — Ричард Пеллрод.

Пеллрод в бытность Джеки Леманчик инспектором по заявлениям был её непосредственным начальником.

Во время предварительных допросов Пеллрод меня здорово допек — вел себя заносчиво и вызывающе; словом, свидетелем был никудышным. Но появление его здесь нисколько меня не удивляет — должны же прекраснодаровцы закидать Джеки грязью! Кому, как не Пеллроду, её знать.