Джон Гришэм - Золотой дождь

В её глазах ясно читаются страх и ужас. Она слегка меняет положение и хмурится, словно чувствует в лодыжке острую боль. Келли стонет и просит:

— Ты можешь положить мне под ногу подушку?

Я вскакиваю.

— Конечно.

Она показывает на две пухлые подушки на стуле.

— Одну из них, — говорит она. И это, конечно, означает, что простыню надо снять.

Я подаю подушку. Она секунду медлит, оглядывается.

— И подай мне халат.

Я встаю, делаю неверный шаг и вручаю ей чистый халат.

— Нужна моя помощь? — спрашиваю я.

— Нет, просто отвернись. — Она уже дергает кверху халат, что на ней, и старается снять его через голову. Я очень медленно отворачиваюсь.

Она не торопится. Она зачем-то, черт возьми, бросает грязный халат на пол, около меня. Она за моей спиной, меньше чем в пяти шагах, совершенно голая, если не считать трусиков и гипса. Я искренне верю, что, если вот сейчас обернусь и посмотрю на неё, она не станет возражать. И у меня кружится голова, когда я об этом думаю.

Я закрываю глаза и спрашиваю себя: что я здесь делаю?

— Руди, ты не подашь мне губку? — воркует Келли. — Она в ванной. Намочи её в теплой воде. И пожалуйста, принеси полотенце.

Я поворачиваюсь. Она сидит посредине кровати, придерживая у груди тонкую простыню. Чистый халат лежит рядом.

Я не в силах не смотреть.

— Вон там, — кивает она.

Я делаю несколько шагов в крошечную ванную, где и нахожу губку. Я подставляю её под струю воды и наблюдаю за Келли в зеркале над раковиной. Через щель в двери я могу разглядеть её спину. Всю спину. Кожа у неё гладкая и смуглая, но между лопатками я вижу безобразный синяк.

И решаю, что помогу ей вымыться. Она ведь тоже этого хочет, я вижу. Она уязвлена всем случившимся и очень волнуется. И ей хочется пофлиртовать, и чтобы я видел её тело. Я же весь дрожу и трепещу.

А затем слышу голоса. Вернулась медсестра. Она уже вовсю суетится и болтает, когда я вхожу в комнату. Она замолкает и усмехается, словно ей удалось нас застукать.

— Время вышло, — говорит она. — Уже почти одиннадцать тридцать. У нас здесь не гостиница. — Она выдергивает у меня губку. — Я сама помогу, а ты отсюда сматывайся.

Но я стою, улыбаюсь Келли и мечтаю о том, чтобы прикоснуться к её ногам. Медсестра твердой рукой хватает меня за локоть и толкает к двери.

— Ступай, — ворчит она, делая вид, что сердится.

В три утра я проскальзываю через лужайку в гамак и в забытьи качаюсь в эту тихую ночь, глядя на звезды, мерцающие сквозь ветви и листья. Я вспоминаю каждое восхитительное движение Келли, слышу её жалобный голос и мечтаю о её ногах.

Мне выпало на долю защищать её, ведь больше некому. Она ждет, что я её спасу и опять соберу по кусочкам. И так ясно и понятно нам обоим, что случится потом.

Я ощущаю её цепкое прикосновение к своей шее и как на несколько драгоценных секунд она крепко прижалась ко мне. Я чувствую её легкое, как пушинка, тело, так уютно и естественно устроившееся у меня на руках.

Она хочет, чтобы я видел её, чтобы вытирал её губкой, намоченной теплой водой. Я знаю, она этого хочет. И завтра, вернее, сегодня вечером, я это намерен осуществить.

Я смотрю сквозь деревья на восходящее солнце и засыпаю, считая часы до того времени, когда снова её увижу.

Я сижу в своем рабочем кабинете и готовлюсь к экзамену, потому что больше мне делать нечего. Понимаю, что так и должно быть, потому что я ещё не адвокат и не стану им, пока не сдам экзамен и не получу лицензию.

Сосредоточиться трудно. Ну почему я влюбился в замужнюю женщину как раз накануне экзамена? Мой ум сейчас должен быть острым как никогда и совершенно свободным от ненужной суеты и всего отвлекающего. Он должен быть четко настроен на одну определенную цель.

Келли относится к числу побежденных, убеждаю я себя. Она пропащая женщина со шрамами и синяками, и некоторые травмы могут остаться навсегда. А муж её — опасный человек. Мысль, что другой мужчина может коснуться его аппетитной лапочки, приводит его в бешенство.

Я раздумываю над всем этим, положив ноги на стол, сцепив руки на затылке и мечтательно глядя в туманную дымку за окном, когда дверь рывком открывается и вваливается Брюзер.

— Ты что делаешь? — лает он.

— Занимаюсь, — отвечаю я и быстро опускаю ноги со стола.

— А я думал, ты решил заниматься во второй половине дня. Сейчас десять тридцать. — Он быстро расхаживает перед моим столом.

— Но послушайте, Брюзер, ведь сегодня пятница. А экзамены начинаются в следующую среду. И я беспокоюсь.

— Тогда отправляйся заниматься в больницу. И нарой какое-нибудь дельце. Вот уже три дня прошло, а у тебя ничего нового.

— Но ведь это довольно трудно — заниматься и в то же время охотиться.

— Деку же удается.

— Точно. Но Дек — вечный студент.

— Сейчас мне позвонил Лео Ф. Драммонд. Тебе он не звонил?

— Нет. А должен был?

— Он старший партнер в «Тинли Бритт». Великолепный адвокат по судебным делам, по всем видам коммерческого законодательства. Редко проигрывает. Действительно замечательный юрист из крупной фирмы.

— Насчет «Трень-Брень» мне все известно.

— Ну что ж, тебе предстоит поближе познакомиться с ними. Они будут представлять на суде интересы «Прекрасного дара жизни». И Драммонд выступает в качестве ведущего консультанта.

Нетрудно догадаться, что в нашем городе почти сотня юридических фирм, которые представляют интересы страховых компаний. И какая разница, если самая ненавистная мне, «Дар жизни», решила воспользоваться услугами другой фирмы, которую я проклинаю ежедневно, этой самой «Трень-Брень»?

Странно, но я принимаю известие спокойно. И не очень этому удивляюсь.

И вдруг до меня доходит, что Брюзер двигается и говорит слишком быстро. Он беспокоится. Из-за меня он начал судебное дело стоимостью в десять миллионов против большой компании, интересы её представляет адвокат, которого он боится.

Смешно. Никогда не мог вообразить, что Брюзер Стоун может чего-нибудь бояться.

— Что он сказал?

— Да просто поздоровался и сообщил, что наводит справки. Сказал также, что дело будет вести судья Харви Хейл, его товарищ по оружию и напарник по комнате в Йельском университете тридцать лет назад, где они вместе изучали юриспруденцию, и который, между прочим, если тебе известно, был самым лучшим защитником по делам страховых компаний до того, как у него приключился сердечный приступ и врач велел ему переменить профессию. Он добился должности судьи и всегда соглашается с защитой, что справедливый и верный вердикт стоит меньше десяти тысяч долларов.

— Жалею, что задал свой вопрос.

— Итак, мы имеем в качестве противника Лео Ф. Драммонда и его солидный штат помощников, а они имеют благосклонного к ним судью. И они из тебя всю душу вытряхнут.