Джон Гришэм - Золотой дождь

— Дело только во времени, ваша честь. Мы ещё не успели должным образом оформить ответ.

— Будем надеяться, если вы не против, что он мне известен. По крайней мере, мне не хотелось бы обмануться. Не говоря уж о том, что на все остальное времени у вас хватило. Давайте теперь назначим дату. — Киплер внезапно переводит взгляд на меня. — Мистер Бейлор?

— Меня устраивает любой день, ваша честь. И любое время. — Я сопровождаю эти слова улыбкой. Здорово, черт побери, иметь кучу свободного времени!

Все пятеро защитников склоняются над маленькими черными ежедневниками, усердно выискивая хоть одно «окно», когда все они могут собраться вместе.

— Мое расписание заполнено до отказа, ваша честь, — возвещает Драммонд, не вставая. Разумеется, жизнь любого крупного адвоката вращается вокруг одного-единственного светила — расписания судебных заседаний. Драммонд столь высокомерным образом извещает нас с Киплером, что в ближайшем будущем слишком занят, чтобы возиться со свидетельскими показаниями какого-то мальчишки.

Четверо его лакеев дружно хмурят лбы, кивают и потирают подбородки: поразительное совпадение, но и их расписания безнадежно забиты.

— Есть у вас копия заключения доктора Корда? — спрашивает Киплер.

— У меня есть, — отвечает Драммонд.

— Вы его читали?

— Да.

— У вас есть основания усомниться в его выводах?

— Дело в том, что…

— Отвечайте «да» или «нет», мистер Драммонд. Есть у вас основания для сомнений?

— Нет.

— Значит все понимают, что молодой человек находится при смерти. И вы не возражаете против взятия у него показаний, чтобы в один прекрасный день жюри присяжных могло с ними ознакомиться?

— Безусловно, ваша честь. Я хотел только сказать, что в настоящее время мое расписание…

— А как насчет следующего четверга? — перебивает его Киплер, и по ту сторону прохода воцаряется мертвое молчание.

— Меня устраивает, ваша честь, — громко говорю я. Мою реплику пропускают мимо ушей.

— Через четверг, — подчеркивает Киплер, подозрительно взирая на защитников. Драммонд откапывает в папке документ, который искал, и внимательно его разглядывает.

— С понедельника я занят в федеральном суде, ваша честь, — говорит он наконец. — Вот, можете взглянуть, это предварительное слушание дела. Займет около двух недель.

— Где это будет?

— Здесь, в Мемфисе.

— Есть надежда, что дело не дойдет до суда?

— Призрачная.

Киплер изучает собственное расписание.

— А что вы скажете насчет следующей субботы?

— Прекрасно, — снова вставляю я. И вновь никто меня не слышит.

— Субботы? — переспрашивает Драммонд.

— Да, двадцать девятого.

Драммонд смотрит на Т. Пирса; ясно, что теперь настал черед того изворачиваться. Т. Пирс медленно встает, бережно держит перед собой ежедневник, словно тот сделан из чистого золота, и произносит:

— Прошу прощения, ваша честь, но я уезжаю на весь уик-энд.

— Куда?

— На свадьбу.

— Вашу?

— Нет, моей сестры.

Со стратегической точки зрения, им, разумеется, выгодно тянуть время до самой кончины Донни Рея — тогда присяжные не увидят иссохшее лицо бедолаги и не услышат его исстрадавшийся голос. Очевидно также, что на всю пятерку этих стряпчих отводов наберется предостаточно, чтобы тянуть резину до тех пор, пока даже я не откину копыта от старости.

И судья Киплер прекрасно это понимает; он их насквозь видит.

— Взятие свидетельских показаний назначается на субботу, двадцать девятого, — заключает он. — Прошу прощения, если кому-то из представителей защиты это неудобно, но Бог свидетель — вас, господа, тут предостаточно. Отсутствие одного или двоих не повлияет на исход дела. — Он закрывает записную книжку, облокачивается на стол и, глядя с ухмылкой на команду «Прекрасного дара жизни», добавляет: — Еще вопросы есть?

Ухмылка его выглядит безжалостной, хотя сам судья человек вовсе не жестокий. Да, конечно, одернул он их раз пять-шесть, но вполне по делу. На мой взгляд, он безукоризнен. И я прекрасно понимаю: настанет день, когда в этом зале во время очередного предварительного слушания или внесения ходатайства и мне достанется на орехи.

Драммонд стоит во весь рост, глядя на разложенные бумаги и пожимая плечами. Я чую, что его так и подмывает высказать нечто вроде: «Благодарю покорно, судья». Или: «Может, лучше сразу присудить истцу миллион долларов?» Но, как обычно, профессионализм одерживает верх.

— Нет, ваша честь, у нас все, — говорит он таким тоном, словно Киплер из кожи вон лез, помогая ему.

— А у вас, мистер Бейлор? — обращается ко мне его честь.

— Нет, сэр, — отвечаю я с улыбкой. На сегодня с меня хватит. В первой же серьезной схватке на судебном ристалище я разнес противника в пух и прах, и искушать судьбу не намерен. Хватит и того, что мы со стариной Тайроном всыпали этим ребятам по первое число.

— Очень хорошо, — говорит он, негромко стуча молоточком. — В слушании дела объявляется перерыв. И, мистер Морхаус, не забудьте позвонить мне насчет того дела, рассмотрение которого вы ускорили.

Т. Пирс болезненно морщится.

Первый месяц работы бок о бок с Деком принес неутешительные результаты. Совокупный наш гонорар за это время составил тысячу двести долларов: четыреста нам достались от Джимми Монка, магазинного воришки, за которого Дек бился в городском суде, двести — за защиту водителя, управлявшего машиной под хмельком (мне до сих пор непонятно, каким образом Деку удалось его выгородить), и ещё пятьсот — за дело по неуплате жалованья рабочим, которое Дек умыкнул из конторы Брюзера в тот день, когда мы дали деру. И ещё сотню заработал я за составление завещательного распоряжения для пожилой супружеской пары, завернувшей к нам по ошибке. Муж с женой покупали какую-то рухлядь в антикварной лавке «Тайные сокровища», на выходе по чистой случайности толкнули не ту дверь и оказались в нашей конторе, где я сладко позевывал за столом. Мы разговорились, слово за слово, и вот кончилось все тем, что я напечатал пару завещаний прямо в присутствии этой милой четы. Заплатили мне наличными, которые я должным образом сдал Деку, нашему счетоводу. Дек тут же отстегнул мне причитающийся гонорар.

Мы отдали полтысячи долларов за аренду, ещё четыреста заплатили за канцелярские принадлежности и визитки, около пятисот пятидесяти — за установку всякой офисной аппаратуры, восемьсот — за монтаж и первый месяц эксплуатации телефонной системы, триста — в качестве первого взноса за столы и прочую обстановку, предоставленную нам владельцем помещения, двести долларов мы потратили на взносы в адвокатскую ассоциацию, ещё триста ушли на разные мелкие расходы, семьсот пятьдесят мы выложили за аппарат факсимильной связи, четыреста — за установку и первый месяц использования дешевенького компьютера, и наконец ещё полсотни — за рекламу в местном ресторанном справочнике.