Джон Гришэм - Завещание

Валдир еще раз пожелал ему веселого Рождества и попрощался.

Кроссовки Нейта все еще не просохли, тем не менее он надел их, спортивные шорты и майку. Нужно попробовать совершить пробежку, а если ноги слушаться не будут, то хотя бы прогулку. Ему требовался глоток свежего воздуха и физические упражнения. Медленно обходя комнату, он заметил в мусорной корзине пустые банки из-под пива.

Об этом он подумает после. В любом случае это не начало падения и к краху привести не может. Вчера перед Нейтом промелькнула вся его жизнь, и это многое изменило. Он мог умереть. Теперь любой день для него — словно дар судьбы, нужно наслаждаться каждым мгновением жизни. Почему бы не позволить себе немного удовольствий? Время от времени глоток вина или пива. Разумеется, ничего более крепкого и никаких наркотиков.

Знакомый обман, сколько раз он это проходил!

Приняв две таблетки тайленола и намазав открытые участки кожи солнцезащитным кремом, Нейт вышел в вестибюль, где работал телевизор. Показывали какое-то рождественское представление, но никто его не смотрел. Девушка за стойкой улыбнулась и пожелала ему доброго утра. Через открытую стеклянную дверь с улицы тянуло тяжелой, липкой духотой. Нейт остановился, чтобы выпить кофе. Термос стоял на стойке, рядом — стопка маленьких картонных стаканчиков.

Два глотка — и, даже не выйдя за дверь, Нейт начал покрываться испариной. Оказавшись на тротуаре, он попытался потянуться, но мышцы ныли, а суставы были скованы. О беге не могло быть и речи, тут бы пройтись, не хромая.

Никто на него не смотрел. Магазины были закрыты, улицы пусты, как он и ожидал. Пройдя всего два квартала, он почувствовал, что рубашка прилипла к спине. Было ощущение, словно он делает зарядку в сауне.

Авенида Рондон была последней заасфальтированной улицей, тянувшейся вдоль высокого берега реки. Нейт медленно пошел по ней, слегка прихрамывая, но постепенно мышцы начали расслабляться. Он дошел до маленького парка, где был два дня назад, двадцать третьего, когда здесь собиралась публика, чтобы послушать концерт и попеть рождественские песенки.

Несколько складных стульев все еще стояли тут. Он сел у того самого стола и стал озираться в поисках подростков, которые тогда предлагали ему марихуану.

Но вокруг не было ни души. Осторожно потирая колени, Нейт уставился на великий Пантанал, простиравшийся на многие мили вперед и терявшийся за горизонтом. Великолепное запустение. Он вспомнил мальчиков — Луиса, Оли и Томаса, — своих маленьких приятелей, у которых в карманах лежало по десять бесполезных реалов — их не на что было потратить. Для этих детей Рождество не значило ничего — такой же день, как и все прочие.

Где-то там, в этих бескрайних топях, затерялась некая Рейчел Лейн, в настоящее время — кроткая служительница Бога, но в ближайшее время ей предстоит стать одной из самых богатых женщин мира. Если он в конце концов найдет ее, интересно, как она воспримет новость? И как вообще отнесется к появлению американского адвоката, которому удалось ее выследить?

От ответов, приходивших на ум, ему становилось не по себе.

Впервые Нейт подумал, что Трой, возможно, и впрямь был безумен. Разве кто-нибудь в здравом уме отдаст одиннадцать миллиардов долларов человеку, которого совершенно не интересует богатство? Человеку, не известному абсолютно никому, в том числе и дарителю? Сидя на берегу реки над Пантаналом, в трех тысячах миль от дома, и глядя на бескрайний дикий простор впереди, Нейт особенно остро ощутил все безумие подобного поступка.

О Рейчел Лейн по-прежнему было мало что известно.

Эвелин Каннингэм, ее мать, происходила из маленького городка Дели, в Луизиане. В девятнадцать лет она переехала в Батон-Руж и поступила на службу секретаршей в компанию, занимавшуюся эксплуатацией природного газа. Компания принадлежала Трою Филану, и однажды, в очередной раз приехав сюда из Нью-Йорка, он заметил Эвелин. Очевидно, она была красивой женщиной и — в соответствии с провинциальным воспитанием — наивной. Всегда обладавший повадками стервятника, Трой моментально спланировал на нее, и через несколько месяцев Эвелин обнаружила, что беременна. Это было весной пятьдесят четвертого года.

В ноябре того же года доверенные лица из центрального офиса Троя устроили ее в Католический госпиталь в Новом Орлеане, где второго числа и появилась на свет Рейчел. Эвелин никогда не видела своего ребенка.

Задействовав множество адвокатов и оказав давление на все нужные инстанции, Трой добился, чтобы девочку быстро удочерили некий священник с женой, проживавшие в Монтане, в городке Калиспелл. У Троя в этом штате были большие связи, так как он закупал там медь и цинк.

Приемные отец и мать не знали, кто биологические родители девочки.

Эвелин не желала видеть ребенка и не хотела больше встречаться с Троем Филаном. Она взяла десять тысяч долларов и вернулась в Дели, куда, конечно, уже донеслись слухи о том, что она согрешила. Эвелин поселилась у родителей, и все трое терпеливо ждали, когда уляжется буря. С жестокостью, свойственной маленьким городкам, все, в ком нуждалась Эвелин, отвергли ее. Она редко выходила из дома, а со временем и вовсе заперлась в своей темной спальне. И там, в замкнутом мирке своего убежища, эта женщина начала тосковать по дочери.

Она писала Трою письма, но ни на одно не получила ответа. Секретарь складывал их в папки и прятал от него. Через две недели после самоубийства Троя один из детективов Джоша отыскал их в личном архиве миллиардера в его апартаментах.

Эвелин все глубже погружалась в свое горе. Сплетни стали затухать, но окончательно так и не прекратились. Когда ее родители появлялись в церкви или в булочной, на них начинали указывать пальцами, шептаться, и в конце концов они тоже превратились в затворников.

Эвелин наложила на себя руки второго ноября пятьдесят девятого года, в пятый день рождения Рейчел. Она отправилась на окраину города в машине родителей и прыгнула с моста.

Некролог и история смерти Эвелин, появившиеся в местной газете, достигли офиса Троя в Нью-Джерси, были подшиты все в ту же папку и спрятаны.

О детстве Рейчел узнать удалось очень мало. Его преподобие и миссис Лейн дважды меняли место жительства: сначала из Калиспелла переехали в Батт, потом из Батта — в Хелену. Священник умер от рака, когда Рейчел было семнадцать лет. Она была его единственной дочерью.

По причине, которую знал только сам Трой, он решил вторично вторгнуться в ее жизнь, когда она оканчивала школу. Быть может, он испытывал чувство вины. Вероятно, беспокоился о дальнейшем образовании дочери. Рейчел знала, что она приемный ребенок, но никогда не интересовалась настоящими родителями.