Владимир Величко - Что рассказал убитый

Ну а утром, уже минут за десять (!) до начала рабочего дня, к главному врачу явились двое очень серьезных немногословных мужчин, и Васю срочно вызвали к ним в кабинет — закончил свой рассказ Валентин.

— Ну ни фига себе! И что теперь будет?

— Не знаю… никто не знает! Заведующему отделением и нашему руководителю велено было сидеть в приемной и дожидаться, пока компетентный и карающий орган проведет разбор Васиных фокусов. Вот все и ждут… А нашего балбеса в кабинете прорабатывают. Нам тоже сказали с рабочих мест не отлучаться! И удастся ли Ваське соскочить с карающего органа — тоже неизвестно…

Они обсудили, чем для Васи это может закончиться, и ни к какому выводу так и не пришли. Потом, попивая чай, Валентин поведал Огурцову о других проделках озорного Василия.

— Совсем недавно, — начал рассказ Валентин, — наш Вася отмочил такой, например, номер. Как-то в конце рабочего дня мы собрались пивка попить. И когда уже стали переодеваться, Вася вдруг вспомнил, что он еще не сделал обход больных! Вот запамятовал как-то! Закрутился! Занят был неотложными делами! Будучи человеком добросовестным, Василий, уговорив нас пару минут подождать, стремглав помчался в палату. Обход — дело святое! По дороге ему в голову пришла блестящая рационализаторская мысль, позволявшая значительно ускорить процесс осмотра. Зайдя к больным в палату, Вася принялся эту «светлую» мысль реализовывать. Он попросил всех раздеться до пояса и встать, плотно прижавшись друг к другу. Мол, сейчас он будет отрабатывать новый метод аускультации. Ну, встали эти пять или шесть больных, руки на поясе, и в такт, по команде молодого предприимчивого доктора, дышат: вдох… выдох… вдох… выдох. Вася же слушает переднего и говорит:

— У первого — хрипы справа, у второго — жесткое дыхание, у третьего… — Однако третий так и не узнал, что же у него с легкими, ибо тут, как на грех, лиса близехонько бежала. А точнее — главный врач проходил мимо палаты. Этот убеленный сединами доктор почему-то не проникся этой новаторской идеей — вот ретроград! — и не смог по достоинству оценить Васины изыски. Гром по сему поводу на планерке был страшный, и Василий аж целых два дня после этого ходил тихий и незаметный.

Огурцов от души посмеялся над Васиной находчивостью и выдумкой и вспомнил, что таких «недоразумений», где главным фигурантом был Вася, имелось предостаточно. Знаете, есть такие люди, которые постоянно влипают в разные истории. Вот Васю и подводила живость и непосредственность характера. В то же время Вася был парнем отзывчивым и добрым, с неплохим багажом знаний, полученных в институте.

Конечно, теперешней молодежи, выросшей в условиях полной и бездумной свободы слова, эта ситуация с радиоприемником не очень-то будет понятна. Однако старшее поколение поймет все прекрасно и легко представит возможные и серьезные — серьезные без всяких дураков! — последствия сего поступка. Однако все закончилось благополучно. Васю прорабатывали в кабинете главного врача часа два, а потом отпустили. Вскоре ушли и хмурые молчаливые дяденьки. После этого Василий, как Огурцову позже рассказывал Валентин, неделю ни с кем не разговаривал, и его контакт со всеми ограничивался только междометиями «да», «нет», «ага» и тому подобное. Короче, был тише воды и ниже травы.

Представив Васисуалия таким тихим и незаметным, Огурцов рассмеялся. Учитывая общительность и какую-то всеобщую шумливость Васи, это, несомненно, указывало на глубочайший психический надлом. Впрочем, через недельку, рассказывал Валентин, Вася полностью оправился от потрясений и все потекло по-прежнему. О том, что с ним произошло в кабинете главного врача, он так никогда и никому не рассказал. В отместку ребята его несколько дней дразнили агентом КГБ, но это прозвище к Ваське так и не прилипло. Лишь позднее всплыла фраза, которой ему и долбили по башке, а именно о технических средствах и подрыве социалистического строя. Да и главный врач при случае и без случая неоднократно напоминал о Васиных умственных способностях и его не в меру шаловливых ручонках. Вот и вся история.

Да, забыл совсем! Книгу по судебной медицине Вася так и не принес. Вероятно, живость характера не позволила вспомнить ему об этом. А может, потерял. Но Вася не был бы Васей, если бы… Короче, вспомнил Василий про свое обещание гораздо позднее — через четверть века! — когда встречались на 25-летие нашего выпуска. Вот тогда-то Василий и вручил Огурцову книгу издания 1898 года, написанную по-немецки. И все бы ничего, но написана она была известным психиатром А. Блейлером с изложением его концепции аутизма и амбивалентности больных шизофренией. Огурцов полистал ее и сказал:

— Вася, я ведь не психиатр, да и в немецком слаб — это если мягко сказать, — и протянул ее Василию.

— Ты прости меня, Дима, но ту книгу по судебке я так и не нашел. А эта… пусть на память от меня останется. — И Огурцов с Василием крепко обнялись.

Вот и закончилась интернатура! Сдав выпускной экзамен, доктор — уже доктор! — Огурцов поехал работать районным судебно-медицинским экспертом в маленький сибирский городок. Объем работы в том отделении был приличным, ибо три района с расстояниями в добрые 100 км оставляли мало времени для «дуракаваляния», однако молодость и избыток сил (да и вечная нехватка денег) заставляли доктора Огурцова брать ночные или суточные дежурства по районной больнице — четыре дежурства в месяц. Не так уж и трудно. И эти дежурства всегда были разными — то такими, что прилечь и на минутку не придется, то спишь сном младенца часов шесть. Всегда по-разному. Поэтому, когда субботним утром идешь дежурить, всегда гадаешь: какое предстоит дежурство?

Впрочем, то дежурство, о котором пойдет речь, выпало именно спокойным! Бездельным. Доктор Огурцов неторопливо сделал обходы больных по отделениям, попил чайку с пришедшим глянуть послеоперационных больных хирургом. Вот и все! Короче, к вечеру даже утомился от медленно ползущего времени.

Вдруг часов в 8 вечера в приемный покой, где Огурцов нес службу, явился его коллега, врач Генка Левашов. Огурцов сначала обрадовался, мол, партнер в шахматы пришел поиграть! Однако Генка был печален, скособочен и озабочен собственным здоровьем. Он руками поддерживал правую половину живота, и лицо его было страдальческим… Правда, в меру.

— Что случилось, батенька?

— По-моему, у меня аппендицит, — ответил страдалец.

Оба доктора — больной и дежурный — посовещались, сообща помяли живот и, решив, что дело серьезно, вызвали дежурного хирурга. Вскоре требуемый специалист прибыл. Он тоже, сосредоточенно сопя носом, минут десять холодными пальцами перебирал многострадальный Генкин живот и, поднявшись с кушетки, сказал: