Робин Кук - Метка смерти

Нью-Йорк спал под холодным моросящим дождем, окутавшим верхушки его зданий плотной розовато-лиловой дымкой раннего февральского утра. И, если не считать приглушенного звука доносившихся откуда-то издалека сирен, город, который никогда не спит, казался застывшим. Однако ровно в три семнадцать утра по разные стороны Центрального парка, почти одновременно и в то же время независимо одно от другого, произошли два, в сущности, похожих микрокосмических события, которые, как выяснится в дальнейшем, окажутся роковым образом связаны. Одно произошло на клеточном уровне, другое — на молекулярном. И хотя биологические последствия этих событий были совершенно противоположными, сами события обрекли тех, из-за кого они произошли — так и оставшихся незнакомцами, — на вступление менее чем через два месяца в жесткое противоборство.

То, что произошло на клеточном уровне, случилось в момент наивысшего наслаждения: интенсивный выброс около двухсот пятидесяти миллионов сперматозоидов. Подобно марафонцам сперматозоиды быстро мобилизовали свои внутренние энергетические ресурсы и, прикладывая поистине титанические усилия, начали гонку за выживание, невероятно напряженную и опасную, победителем в которой мог стать лишь один; остальные же были обречены на короткое и довольно бездарное существование.

Несмотря на внушительную преграду, сперматозоиды, действуя сообща, преодолевали препятствия. Десятки миллионов половых клеток пожертвовали собой, отдав свои энзимы и тем самым проложив дорогу другим.

По степени протяженности и опасности их путь был сравним с плаванием маленькой рыбки вдоль Большого Барьерного рифа. Однако эта опасность осталась позади для нескольких тысяч удачливых и живучих, добравшихся до входа в фаллопиевы трубы.

Но испытания на этом не заканчивались. Счастливчики были подхвачены хемотаксисом жидкости яичникового фолликула, который свидетельствовал о том, что где-то впереди, через двенадцать извилистых и коварных сантиметров, находилась созревшая яйцеклетка, увенчанная скоплением других клеток яичника.

Почти выбившись из сил, истощив запасы энергии и везения, уходя от подстерегавших опасностей, хищных макрофагов, они приближались к цели. Их количество теперь упало до сотни и продолжало быстро сокращаться. В тесном соперничестве оставшиеся в живых бросились на штурм гаплоидной яйцеклетки.

После напряженных одного часа двадцати пяти минут сперматозоид, которому было суждено стать победителем, сделав последний отчаянный взмах своим жгутиком, столкнулся с окружавшими яйцо клетками яичника. Он лихорадочно пробирался среди клеток, стараясь добраться своей акросомой до защитной протеиновой оболочки яйцеклетки, чтобы там закрепиться. Это был конец гонки. Последним усилием победитель ввел в созревшую яйцеклетку свой генетический материал, необходимый для создания мужского пронуклеуса.

Другие шестнадцать сперматозоидов, добравшихся секундами позже, оказались не в состоянии прикрепиться к изменившейся протеиновой оболочке яйцеклетки. Лишенные запасов энергии, их жгутики вскоре затихли. Победителем мог стать лишь один — все же остальные были поглощены и уничтожены силой защитной функции материнских макрофагов.

Внутри теперь уже оплодотворенной яйцеклетки женский и мужской пронуклеусы двинулись навстречу друг другу. После растворения оболочек их генетический материал соединился, формируя сорок шесть хромосом, необходимых для создания соматической клетки человека. Зрелая яйцеклетка превратилась в зиготу. В течение двадцати четырех часов у нее произошел ряд делений в ходе процесса под названием «дробление», что являлось первым периодом эмбрионального развития. Это было началом жизни.

На молекулярном уровне произошел интенсивный ввод в кровеносный сосуд более триллиона молекул простой соли под названием «хлористый калий», растворенной в стерилизованной воде. Эффект был почти мгновенный. Началась быстрая пассивная диффузия — методичное проникновение ионов калия в клетки стенок сосуда, подавляющее необходимый для жизнедеятельности электростатический заряд. Находящиеся среди клеток чувствительные нервные окончания, предупреждая мозг о неминуемой катастрофе, тут же послали ему экстренный болевой сигнал.

Спустя несколько секунд ионы калия устремились по магистральным сосудам в сердце, где каждый его удар способствовал их проникновению в разветвленную артериальную систему. Несмотря на постепенное растворение в плазме, уровень концентрации инъекции был несовместим с деятельностью клеток. Это относилось в первую очередь к сердечным клеткам, отвечающим за сердцебиение, клеткам головного мозга, отвечающим за дыхание, и нервно-мышечным веретенам, передающим информацию. Пагубное действие быстро распространялось. Сердцебиение вскоре замедлилось, и удары сердца ослабели. Дыхание стало поверхностным, кислорода было недостаточно. Через несколько мгновений сердце полностью остановилось, вызывая как смерть клеток во всем теле, так и клиническую смерть. Это было концом жизни. В довершение умирающие клетки освободились от запасов калия, который попал в бездействующую сердечно-сосудистую систему. Факт полученной смертельной дозы тем самым был скрыт.

Звук падающих капель напоминал стук метронома. Где-то около пожарной лестницы дождевая вода попадала на что-то металлическое, и в тишине квартиры это напоминало Лори Монтгомери гром литавр. Она внутренне сжималась в ожидании очередного раската. На протяжении нескольких часов добавлением к этому звуку было периодическое урчание холодильника и раздававшиеся время от времени приглушенные щелчки включений радиатора отопления, поддерживавшего температуру, да еще доносившиеся откуда-то издалека сигналы и сирены машин — шум настолько привычный для Нью-Йорка, что человеческое ухо научилось его игнорировать. Однако Лори это не удавалось. Проворочавшись часа три, она стала сверхвосприимчивой к любым раздававшимся вокруг нее звукам.

В очередной раз повернувшись на другой бок, Лори открыла глаза. Свет, словно ухватившись бледными пальцами за края штор, стал проникать сквозь окно, давая ей возможность разглядывать стены пустоватой и несколько унылой квартиры Джека. Причиной, по которой они с Джеком Стэплтоном жили здесь, у него, а не у нее, являлась спальня: у нее она была настолько мала, что вмещала только двуспальную кровать — совместный сон был некомфортным. Ну и потом, Джеку хотелось быть поближе к дорогой его сердцу баскетбольной площадке, расположенной по соседству.