Дарья Донцова - Эта горькая сладкая месть

– Обманешь, – стала я прикидываться.

– Да что, на мне креста нет? – удивилась Светка. – Честное благородное, квартира твоя.

– Какая?

– Да моя же, – заявила негодяйка, – не сомневайся.

– Ну, надо подумать.

Света стала медленно поворачиваться.

– Стой, как стояла! – заорала я. – Сейчас придумаю, как лучше дельце обстряпать! Минуты текли томительно.

– Ну, – поторопила дочка академика, – докумекала?

И тут в кухню ворвались люди в камуфляже. Через пару секунд женщин заковали в наручники. Я устало опустила руку с пистолетом. Конечность мелко подрагивала и отказывалась сгибаться в локте. Ноги стали ватными, спину закололо иголками.

В кухню быстрым шагом влетел полковник.

– Жива?

Я кивнула головой и, разрыдавшись, плюхнулась на табуретку. “Браунинг” вырвался из руки и упал прямо к ногам врача, осматривавшего труп Марго.

– Где взяла игрушку? – поинтересовался приятель.

Размазывая по вспотевшему лицу слезы и сопли, я подобрала пистолет и нажала на курок. Прямо над дулом открылось отверстие, откуда полыхнуло пламя.

– Зажигалка! – ахнула Виолетта Сергеевна-

– Классная штучка, – сказал один из оперативников, – а сделана как! Не отличишь от настоящего.

– Ах ты, сука ментовская! – выплюнула Света.

– фу, – возмутился полковник, – даме вашего положения не пристало так выражаться.

– Теперь она поменяет круг общения, – радостно сказала я, – а на зоне как раз за свою сойдет.

Светка плюхнулась на необъятный зад и завыла дурным голосом. Виолетта топталась рядом, пытаясь скованными руками погладить любимую дочурку по голове.

– Давайте, девочки, – ласково пригласили милиционеры, – топайте к лифту, карета подана, в лучшем виде в управление доставим.

– Погодите, – закричала я, – пусть ответят на один вопрос!

– Спрашивай, – разрешил полковник.

– Чья это сумка?

Мой палец уперся в лежащую на подоконнике кожаную торбу, на ручке которой болталась на цепочке большая золотистая буква О.

– Ну, – оживился Александр Михайлович, – отвечайте майору.

– Моя, – тихо буркнула Виолетта. – А что?

– А то, – не скрывая торжества, выкрикнула я, – что теперь знаю, кто убил Катюшу!

Виолетта вскинула блеклые голубые глаза, моргнула поросячьими ресницами и твердым шагом двинулась в прихожую.

На следующий день ближе к вечеру я сидела у Александра Михайловича на работе. Кабинет у полковника маленький, но набилась туда куча народа. Сотрудники отдела поглядывали на меня с нескрываемым интересом. Я же открыто ликовала. Вот вам! Сколько раз на этом самом месте на мою бедную голову сыпались упреки в глупости и категорические приказы прекратить мешать следствию. Сколько раз приятель ядовито оценивал мои умственные способности. Но зато сейчас настал день моего торжества!

Все собрались и ждут разъяснений, потому что они не разобрались, а я в одиночку распутала сложное дело.

– Ну, – повторил полковник, – доложи ход твоих рассуждений.

– В общем, все знаю, – гордо начала я, – только кое-какие детали не связываются.

– Давай, давай, – злым голосом проворчал Александр Михайлович, – мы тут кое-кого допросили, сейчас все свяжем.

– Ты должен признать, – сообщила я, – что была проделана огромная работа, целый месяц…

– Дарья! – вскипел приятель. – Говори только по делу.

Смотрите, какой нервный! Конечно, приятно ли сознавать, что целый отдел в лужу сел, а маленькая женщина до всего додумалась.

Я поглядела на напряженные, хмурые лица. Женька тихонько погрозил кулаком. Ну, так и быть, слушайте, мальчики, и учитесь, как надо работать.

– Корни этой истории уходят глубоко, в 1959 год.

Именно тогда, в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое марта, Виолетта Павловская родила дочь.

Событие безусловно радостное, но только не для этой роженицы. Альберт Владимирович Павловский, муж дамы, к тому времени уже почти год находился в Заполярье. Зарабатывал на кооперативную квартиру. Жена в его отсутствие загуляла, и плод измены не замедлил себя ждать. Виолетта велела своей няньке подбросить ребенка на крыльцо Дома малютки. Она надела на шею девочки золотую цепочку очень необычного плетения, с крестиком. На кресте, а это был крестильный крест Виолетты, стояла буква В и год рождения женщины – 1934-й. Новорожденную положили в картонную коробку и сунули внутрь конверт с тысячей рублей. Анфиса поставила “подарок” перед входной дверью приюта и ушла.

Нянька, обнаружившая подкидыша, оказалась жадной и нечистоплотной женщиной. Цепочка и деньги перекочевали в ее карман. Девочка, которую назвали Катей Виноградовой, выросла, стала швеей, родила сына Рому.

Судьба иногда любит выделывать фокусы.

И Рома оказался в одном классе с Игорем Павловским – внуком Виолетты. Мальчики дружили, Рома часто бывал у Павловских дома, но профессорша и не предполагала, что к ней в дом ходил второй внук.

Всю жизнь Виолетту Сергеевну грызло чувство вины за содеянное. Она сама выросла почти без отца с матерью и хорошо понимала, как тяжело быть сиротой. Но что ей было делать? Признаваться мужу в измене? Скорей всего, что надменный и глуповатый Альберт Владимирович никогда бы не простил жену и не потерпел бы в своем доме приблудыша. Виолетте оставалось только молчать и мучить. Вся патологическая материнская любовь досталась старшей дочке Свете. Может быть, профессорше казалось, что, безумно балуя Светочку, она искупает свой грех перед другой дочерью? Во всяком случае, Света ни в чем не знала отказа. До восьмого класса мать носила за ней портфель в школу, одевала как принцессу, укладывала в кровать при легком насморке…

Жертвой этой невероятной любви пал даже сын Дима. На него никогда не обращали внимания, только ругали за непомерный аппетит. Ни Виолетта, ни Альберт не понимали, что своим обжорством мальчишка просто пытался компенсировать дефицит любви.

Шли годы. Света взрослела, становясь капризной, толстой, истеричной девицей. Виолетта с каждым днем любила свое чадо все больше.

На втором курсе института профессорская дочка познакомилась с Андреем Федоровым, сыном высокопоставленного дипломата. Непродолжительный, но бурный роман завершился беременностью. Андрей не очень-то хотел жениться, но Виолетта Сергеевна загнала парня в угол, и свадьбу сыграли.

Через неделю Андрей с родителями попал в автокатастрофу. Отец и мать умерли на месте, парень превратился в парализованного калеку.

Света сдала молодого мужа в интернат для хроников, и Павловские стали говорить всем, что Андрей умер. Светлане досталась огромная четырехкомнатная квартира, К Федорову она никогда не приезжала, просто вычеркнула парня из жизни, инвалид был не нужен Павловским.