Евгений Крестовский - Холодное солнце

– Кинем вам пару косых взамен убывших. Но больше в ближайшее время не ждите. Рабсила сейчас – дефицит! – сказал лысый.

– Это косые-то дефицит? – усмехнулся горный мастер. – Да этого добра в бараках навалом! У нас ведь для такой работы и квалификации никакой не требуется. Тяни да толкай – вот и вся работа!

– Остальные заняты на строительстве. А новый караван с побережья не скоро будет. Говорят, когда навербуют достаточно «материала», тогда и отправят сюда. Загружать трюм наполовину – невыгодно. Себестоимость косого повышается, а проку от него – на все те же два юаня.

– Так мне и женщины сойдут. По три на вагонетку, и хорош! Подумайте об этом…

Минут через двадцать после того, как комиссия и проходчики покинули штольню, метрах в пятидесяти от того места, где произошел обвал, зашевелился черный от пыли и сырости брезент. Из-под брезента выбрались Пак и Ким.

Некоторое время они прислушивались к тишине, потом, убедившись, что одни здесь, направились к выходу, светя перед собой лампами.

У подъема, который представлял собой наклоненную под углом сорок пять градусов шахту с рельсами для вагонеток и стальным канатом, они вытащили из-под ящиков с металлическим хламом заточки и какой-то мешочек. В мешочке оказались «звезды», любимый корейцами вид холодного оружия. Их за две бутылки водки выточил токарь Промзоны. Он был молчалив, как рыба, и корейцы доверяли ему больше, чем остальным русским. Заправив заточки за ремни и рассовав по карманам звезды, корейцы поползли наверх, цепляясь за стальной канат руками в брезентовых рукавицах.

Минут через сорок они выбрались на поверхность. Тяжело дыша, корейцы сели на пол и закрыли глаза.

– Русский сказал, что самое главное – захватить вертолеты, – произнес Пак.

Ким кивнул. Прошло еще несколько минут.

– Ты помнишь, куда надо положить слиток? – Пак открыл глаза и вопросительно посмотрел на товарища.

– Помню… Русский дал нам хороший план. Думаю, половина из наших сможет добраться до материка, – сказал Ким, не открывая глаз.

– Хотя бы один – и то хорошо.

– Мы могли бы уйти вдвоем. Нас не стали бы искать.

– Да. Ведь нас уже нет… Но сколько бы мы прошли без еды?

– Это правда…

– Думаешь, на фабрике заметят, что слиток подменили? – Пак повернулся к товарищу.

– Нет. Их нельзя отличить. Русский уверял, что никто не заметит разницы. Только с прибором можно. Слитки упакованы, так что уже никто ничего не узнает.

– Умереть боишься? – тихо спросил Пак.

– Нет.

– А я немного боюсь. Как это, раз – и тебя больше нет?! Странно!

– Не бойся. Больно только две десятых секунды. Потом ничего. Я в журнале читал…

Косые ждали ночи.

– У него были такие страшные раны на лице! – Нина Павловна, заломив руки, заметалась по комнате, словно вновь переживала когда-то увиденное. – Мне кажется, его убили. Убили! – рыдающе выдохнула она в потолок. – Сейчас везде столько лихих людей, тем более в Москве. Правда, в милиции мне сказали, что раны – результат падения.

– Падения откуда? – спросил Донской, нахмурив лоб.

Он выглядел сосредоточенным и старался слушать тетку со всем возможным участием.

– С моста, Глебушка. Его нашли под утро у моста. Лицо, шея обезображены. На фотографии его невозможно было узнать. Сказали, несчастный случай.

– На фотографии? Почему на фотографии? Вы не видели… – Глеб на секунду замялся, подбирая слово, – тела сына?

– Нет. К тому времени его уже кремировали. Ведь он был бесхозный: без документов, без… лица. Поначалу его приняли за бомжа. Я им сразу заявила, что это не Юра, но потом, когда они показали мне его одежду и сумку, в которой была его папка… – Она остановилась у окна и замолчала, держась рукой за штору и глядя на дорожку, по диагонали делящую садик с детской площадкой, словно надеялась увидеть сына, идущего к дому. – И все-таки тот, на фотографии, пусть даже изуродованный, был не Юра. Нет, не он!

Она смотрела на Донского торжествующим взглядом, словно это он, показав фотографии, пытался убедить ее в том, что ее сын разбился, упав с моста. Щеки ее пылали лихорадочным румянцем, глаза были полны упрямства.

– Но ведь одежда… – начал осторожно Донской.

– Да, они показали мне пиджак, на котором я сама пришивала пуговицу. И еще брюки, ботинки. Ну и что из этого?! Я мать и знаю лучше. Это был не Юра!

– Что делать, смерть меняет человека, – попробовал он примирить тетку с фактами.

– Наверное, Глеб, – вздохнула она, как-то сразу сникнув. В глазах ее заблестели слезы. Было видно, что она уже смертельно устала обманывать себя. И все же никто не имел права разрушать ее последнюю иллюзию. – Еще чаю?

– Нет, спасибо… Хорошо, а как же они нашли вас?

– Это я их нашла. Я ждала Юру из Москвы больше двух недель. Он поехал на конгресс и собирался задержаться после его окончания на несколько дней по работе. Брал с собой какие-то материалы – то, над чем работал в последние годы. Юра хотел навестить московских коллег, кажется, какого-то профессора, которому года два назад посылал рукописи своих статей на отзыв. Они так и не вышли! После этого он даже собирался заявиться в министерство. Говорил, что его там обязательно примут, поскольку его открытие – дело государственной важности.

– Открытие?

– Да. Он так говорил. Какие-то руды, что-то связанное с оборонной промышленностью… Когда я поняла, что с ним что-то случилось, тут же заявила в милицию, и они объявили розыск. Буквально через пару дней меня вызвали в Москву. Им помогла сумка участника конгресса. Я ведь писала в заявлении, что Юра поехал на конгресс… – Нина Павловна достала платок и спрятала в него лицо, вздрагивая плечами и совсем тихо всхлипывая. Глеб молчал, глядя поверх ее седой головы. Наконец она успокоилась, вытерла красные от слез глаза. – Давай больше не будем об этом?

– Давайте, – тихо произнес Глеб.

– А ты помнишь, как вы с Юрой дрались? – вдруг со строгой улыбкой, по-учительски спросила она. – Как ты мог драться с двоюродным братом?

– Мальчишки всегда дерутся, выясняя, кто из них главней. Даже если они братья, – улыбнулся Глеб.

– Ну, и кто оказался главней? – На глаза ее вновь навертывались слезы.

– Конечно, он.

Глеб спрятал глаза от теткиного испытующего взора.

– То-то! – выдохнула она, с видимым усилием добавляя в голос бодрые нотки. – Ты ведь едешь в Москву? Надо бы прах его сюда перевезти, чтоб поближе был. Это возможно? Я тут адрес написала и нужные бумаги собрала… Может, ты найдешь людей, которые видели Юру в те последние дни? Вот деньги на дорогу.

Она протянула ему пачку аккуратно разглаженных купюр.

– Что вы, у меня есть деньги. Я же оттуда, из мира капитала, прибыл!

– Спасибо… – Нина Павловна замолчала, глядя в окно. – А Юра был бессребреник. Ты помнишь?