Александр Белов - Бои без правил

– Я не понял, а ты что здесь делаешь? – Космос решительно направился к девушке. – Ты-то что здесь делаешь, я спрашиваю?! Ну-ка давай, давай отсюда!..

Лена не двигалась с места, она даже не взглянула на говорившего. Он подошел к ней вплотную и зло повторил:

– Что, неясно сказано?! Иди отсюда!..

– Космос, остынь! – окликнул его Саша. Друг обернулся и недоуменно дожал плечами:

– Нет, Сань, я что-то тебя не пойму! Может, ты ещё и женишься на ней?..

Белов молчал, и недовольный Космос, ещё раз демонстративно пожав плечами, отошел в сторонку – к настороженно притихшим Пчеле и Филу.

– Пойдем, – коротко бросил, наконец, Саша девушке и, не оборачиваясь, зашагал к рощице по соседству.

Лена догнала его уже среди деревьев. Поравнявшись с ним, она тихо спросила:

– Саш, это Муха, да? – Лена попыталась коснуться его разбитой брови.

– Цокотуха… – отвернув от её руки голову, мрачно буркнул Белов.

– Саш… – Что?

– Саш, понимаешь, два года – это, правда, слишком долго… – срывающимся от неловкости голосом бормотала Лена. – Я не виновата…

– Да? А кто виноват? Папа Римский?.. Кто?.. – Белов развернулся к девушке и заглянул ей в лицо. – Скажи – может, я пойму…

Она стояла перед ним, опустив глаза, потерянная и жалкая, и молчала. Сегодня на её лице не было ни грамма косметики, гладкие волосы были собраны в простой хвостик. Именно такой, а вовсе не размалеванной фифой, вспоминал её Саша в армии. И именно такой, прежней Лене Белову вдруг захотелось объяснить – какую боль она ему причинила.

– Ну загуляла – да черт с тобой! Но ты напиши, поставь в известность! – то и дело пожимая плечами, с болью в голосе продолжил он. – Я как дурак… как лох вообще… Через всю страну, на крыльях… Спать не могу, есть не могу… Приеду – женюсь, думаю…

– Саш, – Лена вдруг остановила его, положив ему на плечо руку. – А хочешь – трахни меня!

– Что-о-о-о? – выдохнул ошеломленный Белов.

– То! – поняв, что сморозила что-то не то, истерично выкрикнула она. – То! Правильный ты наш! Ну надо же – честно служил, а девушка изменила! Ну так трахни меня! Вот она я – здесь! Ну! Ты же этого хочешь!..

Саша прищурился и, еле сдерживаясь, ледяным тоном отчеканил:

– Ты из-под Мухи давно?

– Ой, Саш, я сама не знаю, что несу! – Лена замотала головой от отчаянья и, схватив Белова за рукав, жалобно зачастила. – Ну прости меня, Сашенька! Миленький, родной, прости, прости!!! Вот видишь? – она протянула ему на ладони простенькое колечко, которое ей подарил когда-то Саша. – Я же люблю тебя, ну прости, прости пожалуйста!..

– Бог простит, – покачал головой Белов и тут его прорвало: он схватил колечко и, зашвырнув его в кусты, яростно закричал: – Все! Не попадайся мне больше! Все!!!

Развернувшись, он бросился прочь – не выбирая дороги, наобум, напролом через кусты…

– Саша!! Саша!!. – кричала ему вслед Лена, размазывая по лицу слезы вины и отчаянья.

Белов остановился только тогда, когда эти крики затихли. Он обхватил руками голову и опустился на землю. Его буквально трясло от злости, обиды и отвращения. В ушах эхом звучали слова Лены: «А хочешь – трахни меня!» С каким обыденным бесстыдством она предложила это? Как у неё только язык повернулся? Как она могла?!

И тут он, наконец, понял – могла. Могла, потому что никогда не была той, какой он себе её представлял! Она просто была другой – настоящая Лена Елисеева. Та Лена, которую он любил, никогда, ни при каких обстоятельствах не стала бы шлюхой. Эта – стала.

Та, наверное, скорее откусила бы себе язык, но не произнесла бы этих мерзких слов. Эта произнесла их легко и просто, словно предложила ему не себя, а, скажем, сигарету…

Мучительно, с болью и разочарованием Саша осознавал, что его любовь оказалась всего лишь иллюзией. Просто он был слишком наивен. Да, наивен, доверчив и глуп. Что ж, теперь он будет умнее. Как говорится – спасибо за науку!

Итак, отныне у него нет девушки. Зато у него есть друзья, настоящие друзья, и сейчас они его ждут.

Белов глубоко вздохнул и встал – надо идти. Вдруг он почувствовал озноб. Подтянув молнию куртки к самому подбородку, Саша поднял голову.

Над парком вовсю гулял холодный ветер, он рвал с веток желтеющую листву, скручивал из неё вихревые жгуты и гонял их меж стволов деревьев. Все, лето кончилось.

«Осень, – подумал Белов. – Вот уже и осень…»

Вечером, после работы, в райотделе милиции на скорую руку накрыли стол. Повод был более чем уважительный – обмывали звездочку Володи Каверина.

Виновник торжества, смущенно посмеиваясь, поднял граненый стакан с водкой, на дне которого посверкивали три позолоченные звездочки.

– Представляюсь по случаю получения очередного звания – старшего лейтенанта милиции, – доложил он по заведенной издавна традиции и поднес почти полный стакан к губам.

– Давай-давай! – загалдели, подбадривая его, коллеги. – Ну-ка, за маленького полковника!.. За то, чтоб – не последняя! Чтобы генералом стал!..

Каверин медленно выпил водку до дна и вытряхнул себе в рот все три звездочки. За столом одобрительно загудели – ритуал был соблюден в точности – и дружно зазвенели стаканами.

В этот момент в дверном проеме показалась голова в кожаной кепочке. Каверин тут же заметил Шведа и, выплевывая звездочки на ладонь, кивнул – сейчас, мол, подожди. Он ухватил со стола бутерброд потолще, откусил от него сразу чуть ли не половину и вышел в коридор.

– Поздравляю, – улыбнулся Швед.

– М-м-м-м… – промычал набитым ртом Володя.

– Можешь поговорить?

Продолжая двигать челюстями, Каверин кивнул и показал в сторону лестничной клетки.

– Ну что, принес? – спросил Володя, дожевав, наконец, свой бутерброд.

Швед протянул ему видеокассету.

– Вот, записал… «Рэмбо – первая кровь». Милиционер открыл коробку – там, вместе с кассетой, лежали несколько стодолларовых купюр.

– Ты что, охренел?! – прошипел Каверин, воровато оглядываясь и пряча деньги в карман.

– Твоя доля, – пояснил Швед. – Мне тут отъехать надо…

– Что случилось?

– Да все нормально…

Они вышли на лестничный марш, и Швед, чуть помявшись, сказал:

– Я что сказать хотел… Муху-то давно пора было притормозить, он уже всех напрягать начал. А теперь поспокойнее будет – поймет, что не все коту Восьмое марта! А пацан этот, я считаю, молодчик. Конфликт-то он уладил…

– Я даже слушать ничего не хочу! – рявкнул вдруг Каверин. Его уже заблестевшие было от водки глаза сжались в холодные и злые щелки. – Муха – мой родственник, ясно?! И вообще мне этот… как его – Белов, да? Так вот, он мне не пон-ра-вил-ся! – он произнес это слово по слогам, внушительно и веско.

Швед молча пожал плечами – дескать, смотри, дело твое… А Каверин подвел под дискуссией черту, обратившись скорее даже не к Шведу, а к самому себе: