Александр Белов - Битва за масть

– Ну, ничего, до свадьбы заживет. – Введенский был доволен. «Объект» и в самом деле всего лишь попал под «гребенку». – Ладно – молодец, Коноваленко. Иди домой, отсыпайся.

– Есть, – козырнул Коноваленко.

Самому Введенскому отдыхать пока не светило. Надо было еще вызволять своих. Пока они еще свои.

Перед тем, как засесть за телефон, Игорь Леонидович заботливо прикрепил к российскому трехцветному флажку, что стоял у него на столе, черную полоску бумаги. «Траур по недолгой российской демократии, – усмехнулся он про себя. – Аминь».

Гостеприимные двери Бутырской тюрьмы были распахнуты настежь. Сегодня, в отличие от вчерашнего, выпускали. Уже без формальностей. И без эксцессов. Даже мобильники отдали. И чего, спрашивается, огород городили?

– Ну, Саня, это тебе не гауптвахта, понимаешь, – веселый Фархад размахивал голубыми, под цвет октябрьского неба, четками. Саша улыбался отстраненно – ему надо было дозвониться прямо сейчас, немедленно, еще вчера. Но у Кати было занято. Блин, да с кем же она треплется-то?

– Братва, я не понял, в чем дело? Метут без предъявы. Что за дела? Гонят ни свет, ни заря. Ну извиниться-то хотя бы можно? – несколько запоздало качал права Фил. Но ему никто не отвечал. Космос подставил лицо солнцу, а ногами выстукивал чечетку. Пчела по мобиле успокаивал родителей – у отца сердце не фонтан, поди, не спал всю ночь, телек смотрел, переживал за страну и за сына.

– Ну так, подумали, а чего мы будем хороших пацанов зря держать? Пусть едут… – наконец отозвался Саша и тут же закричал на всю улицу: – Але, Кать?

– Ты куда пропал – мы с ног сбились!.. – разъяренная Катерина вопила в трубку так, что слышала, наверное, вся Бутырка. – Что значит «не ори»? Немедленно звони матери, она там с ума сходит!..

– Кать, а… – Он не успел спросить, как голос тетки стал сладким-сладким:

– Да, родился, мальчик, конечно. Такой хорошенький, на три двести… Нормально, все у твоей Оли нормально, молока хоть залейся… Ну, в общем, я тебя поздравляю, папаша… – повесив трубку, Катя налила себе из мензурки пятьдесят граммов спирта и выпила. Слава богу, нашелся блудный племянник. И, сильно выдохнув – спирт все-таки, не крюшон, – она радостно помчалась к Оле:

– Олечка, кормить пора!

С полминуты Саша молча смотрел перед собой. Взгляд его был совершенно отсутствующим.

И, наконец, до него окончательно дошло, что же произошло! Какое чудо свершилось в мире. Чудо, такое нужное и важное именно сейчас.

– Мужики, у меня сын родился! – все еще не до конца веря собственным словам, проговорил он. И только когда друзья заорали так, что задрожали окна соседнего дома и едва не сработали сигнализации припаркованных автомобилей, Саша понял – все правда истинная, как и то, что они теперь свободны и над ними чудесное голубое небо без единого облачка.

Руки друзей и братвы, приехавшей встречать их, подхватили Сашу и начали качать, высоко подбрасывая в небо. На эту сцену без улыбки не могли смотреть даже те люди, что стояли у бутырских стен в ожидании того времени, когда начнут принимать передачи. А у Саши из карманов вываливались ключи и мелочь, подпрыгивая и крутясь на асфальте. Кто-то из пацанов собрал все это и заботливо положил Саше в карман, когда его, наконец, опустили на грешную землю.

Фара обнял Сашу и крепко, ладонью постучал по его спине:

– Най-най-на-на-най… Саня, дела потом, – махнул он рукой. – Вези меня смотреть сына! Для мужчины сын – первое дело, клянусь Аллахом!

Космос, как всегда, слова в простоте сказать не мог:

– В семье самурая дочь – кошмар, а сын – праздник, – очень многозначительно шевеля губами, вымолвил он. И глаза его округлились.

– Одно смущает, в понедельник родился… – посетовал Саша, на чьем лице продолжала блуждать счастливая улыбка.

– А кто тебе сказал, что понедельник плохая примета? В понедельник – это очень хорошо; понедельник – так наш город называется, Душанбе! – уверенно успокоил его Фара.

– Володя, – наклонился Саша к водителю, – едем в роддом. Но не забыл и о делах: – Космос, пошли людей в офис, скажи, чтоб прибрали все, – и опять вернулся к главной, самой важной теме: – Фарик, я не верю! Йо-хо-хо!

Под дикарский вопль счастливого отца на бутырском крыльце появилась мрачная троица в лице Бека, Левы и Каверина. Каверин как вкопанный остановился на верхних ступеньках и наблюдал за всей этой веселой вакханалией – его враг опять был на коне.

– Ну, что встал? Поехали, – прервал его размышления Бек, которого сейчас волновало только одно – как бы скорее пожрать Ну никак не мог он не есть больше трех часов подряд, даже ночью.

– Ты знаешь, Бек, – многозначительно ответил ему Каверин, усаживаясь в машину, – мы сегодня здесь не зря ночевали. Я чурбана-то этого вспомнил…

Саша торопил водителя, приказав ехать через центр. Фил советовал рвануть на МКАД, но Саше казалось, что это то же самое, что ехать, например, в Петербург через Калининград. Поэтому поехали прямо по Лесной – к Белорусскому.

И все вроде бы шло ничего. Только уже посредине Большой Грузинской, перед огромным сталинским домом с высоченной аркой, наперерез им выскочил спецназовец в пятнистой форме, закамуфлированной каске и… опять с десантным автоматом наперевес. Как они надоели! Все одно и то же, словно по дурному кругу!

– Чего ты машешь, еханый ты бабай! Я все равно проеду! Я к сыну еду! – психанул Саня. – Давай, Володь, поворачивай. Дворами поедем.

– Стоять! – заорал спецназовец, опускаясь на одно колено и совершенно определенно наводя автомат на Белова.

– Э-э, смотри, да он же запросто стрельнет! – глаза Космоса выражали неподдельное изумление и вместе с тем абсолютную уверенность в собственных словах.

– Ладно, ладно, – пробормотал Володя, потихоньку сдавая назад.

Удрученно вступил в обсуждение и Фил:

– Говорил я тебе, Белый, что не надо через центр ехать.

И зря он это сделал – Белый был сейчас, как сухой порох: только спичку поднеси.

– Ты мне будешь указывать, что мне делать! – заорал он уже на Фила, вымещая на нем свои злобу и бессилие.

Из арки тем временем медленно выезжал армейский «уазик», а за ним – огромный «Урал». В таких обычно перевозят солдатиков. Именно эту колонну, видимо, и ждали спецназовцы, чтоб пропустить ее вперед всех.

Грузовик свернул направо и приостановился перед светофором.

– Пацаны, ни хера себе, глянь, глянь! – ахнул Фил.

Глаза его будто бы остекленели. Из-под брезента, которым был накрыт какой-то бесформенный груз, свешивалась окровавленная рука человека. В том, что он был мертв, сомнений не было. Как и не было их в том, что весь кузов «Урала» забит человеческими телами, то есть, если быть точным до конца, трупами.