Морган Вале - Лишенная детства

Текст, который вам предстоит прочесть, — живое, берущее за душу свидетельство, трагический рассказ о драме — изнасиловании маленькой девочки. Насильник был осужден за это преступление. Через десять месяцев после того, как он вышел из тюрьмы, без вести пропала женщина. Позже ее нашли мертвой в лесу Мийи-ла-Форе. Тот самый насильник признался, что убил ее.

Вас ждет рассказ молодой женщины с истерзанной душой и телом, которая не смогла молчать, узнав об этом убийстве. Для издателя представляется важным дать ей возможность высказать свое собственное, пусть и субъективное, мнение.

Однако издатель напоминает, что в силу статьи 6 пункта 2 Европейской конвенции о защите прав человека и статьи 9 пункта 1 Гражданского Кодекса Франции, любой человек, обвиненный в преступлении, считается невиновным, пока его вина не будет установлена судом.

Он напоминает также, что до сегодняшнего дня мсье Мануэль Да Крус не признан виновным в изнасиловании и убийстве Мари-Кристин Одо [1] Суд присяжных, рассматривавший дело об убийстве Мари-Кристин Одо, 8 ноября 2011 года приговорил Мануэля Да Круса к пожизненному заключению и 22 годам отбывания срока без возможности сокращения срока и получения прочих «поблажек». Источник: http://www.lemonde.fr/societe/ articlc/2011/11/08/perpetuite-requise-a-l-encontre-du-rneurtrier-prcsume-dc-marie-christine-hodeau_1600698_3224.html. ( Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное. ) .

Слышите ли вы, как листья шуршат у вас под ногами? Как птицы щебечут и ссорятся в листве? Как дерутся за орех белки? Между Луаре и Эссоном, в том уголке Франции, где я выросла, леса простираются повсюду, прекрасные и умиротворяющие до слез. Влюбленные назначают там друг другу свидания, чтобы украдкой обменяться поцелуем, а неугомонные мальчишки устраивают меж двух дубов «войну пуговиц» [2] Игра в «войну пуговиц» заключается в том, что противники срезают друг у друга пуговицы с одежды, а побеждает тот, кто срежет больше пуговиц. . Лес — это фабрика воспоминаний, живущая вдалеке от любопытных и докучливых глаз. Смех и крики с одинаковой легкостью тонут в здешнем густом подлеске. На этих присыпанных трухлявыми листьями тропинках, настоящих дорогах безмолвия, можно радоваться жизни так, что никто в мире об этом не узнает, а можно и умереть точно так же — так, что никто этого не заметит.

Девочка идет между густо растущими деревьями, сквозь кроны которых едва пробивается свет, за ней следует мужчина. Он кажется столь же огромным, сколь она — маленькой и хрупкой. Она идет босиком, с оголенными ногами, спотыкаясь о камешки. Она испугана. Из одежды на ней только куртка от спортивного костюма кричащей расцветки и повязанный вокруг талии кусок грязного брезента. Стоит хрустнуть ветке или раздаться неясному шороху — что, если там, вдалеке, прохожий или охотник? — она замирает в надежде, а он — с беспокойством прислушивается и замедляет шаг, чтобы не вызвать подозрений. Но никто не спешит спасти ребенка и остановить насильника.

— Остановимся здесь, — говорит ей мужчина, указывая на укромное место, поросшее травой. — Снимай курточку!

И он расстегивает пуговицы на ширинке.

Она догадывается о том, что случится в следующую минуту, — маленькая темноволосая девочка с глазами, полными слез, знает, что, если не подчинится, этот лес станет для нее кладбищем. Ей предстоит на много часов стать живой куклой, которую будут бить, душить и снова возвращать к жизни, чтобы получить от надругательства еще большее удовольствие.

Эта истерзанная девочка — я. Мне тринадцать, и мое детство навсегда похоронено там, под елями. Это было в октябре 2000 года, и моим насильником оказался наш сосед.

Слышите ли сухой шорох листьев, рассыпающихся у вас под ногами? Чувствуете сладковатый запах деревьев? Этот звук и этот запах много лет вызывал у меня тошноту и головокружение. Много лет прошло, прежде чем мне удалось прогнать из своих кошмаров узкие тропинки, безлюдные поляны, ватную тишину леса. Годы прошли, прежде чем мне удалось наконец по-настоящему выйти из этого леса. И одной секунды хватило, чтобы оказаться там снова. Это случилось 28 сентября прошлого года.

День выдался насыщенным, ближе к полудню я заскочила к себе перекусить. Учиться на фармацевтическом факультете нелегко, поэтому во время большой перемены я стараюсь дать моим нейронам полнейший отдых. НагИ [3] Наги Фам, французский теле- и радиоведущий, комик. на экране телевизора, тальятелле al dente [4] С хрустом, недоваренный, твердоватый ( фр. ). ; все идет хорошо, пока телефонный звонок не отрывает меня от моего «телеобеда». На определителе — номер родителей. Странно… У них нет причины мне звонить, мы недавно виделись, и это совсем не «их время», к тому же они знают, что сейчас я торопливо ем свои макароны, чтобы успеть на следующую пару. Однако телефон продолжает звонить, и в моем мозгу проносятся страшные предчувствия: дедушка попал в больницу, у младшей сестры неприятности, да бог знает что еще… Но ясно одно: случилось нечто ужасное.

Реальность оказывается даже хуже, чем я предполагала.

— Женщина пропала.

Голосу отца на том конце телефонной линии в три секунды удается увлечь меня в пучину страха. Папа говорит, что наш поселок взбудоражен, в соседнем доме полно жандармов и «этого идиота» допрашивают, вне всякого сомнения, в связи с этим похищением.

Он взялся за старое.

Мир моментально плывет у меня перед глазами, пальцы начинают дрожать. Пульт управления телевизором и мобильный падают на пол. На мою голову словно обрушился молот.

Он взялся за старое.

— Морган, ты меня слышишь? Ты в порядке?

Нет.

Я снова вижу его. Его леденящий взгляд, его руки, сжатые в кулаки, готовые ударить, и мое сердце заходится так, что мне начинает казаться, что оно вот-вот разорвется. Я снова вижу ветки деревьев, вычерчивающие на небе арабески, снова ощущаю его отвратительный запах, тяжесть его большого тела на моих бедрах ребенка. Голос отца слабеет, тонет в вате, наполнившей мой череп. Слова, сказанные им, моим насильником, снова звучат в ушах:

«Снимай курточку!»

«Я знаю, каково это — быть с девственницей…»

«Если расскажешь кому-нибудь, я тебя убью».

Меня жутко тошнит, слезы катятся по щекам, когда я, хлопнув дверью, бегу обратно в университет. Я добегаю до места на автопилоте, и подруги при виде моих покрасневших глаз начинают волноваться. Линда, Луиза и Жанна, мои верные подружки на все времена, торопятся утешить свою обожаемую Морган, которая совсем расклеилась. Они уверены, что только неудача на любовном фронте может испортить настроение такой жизнерадостной девушке, как я. Разве могут у меня быть другие проблемы?