Джеймс Голдмен - Лев зимой

ГЕНРИ. Я знаю, ты хороший мальчик.

ДЖОН. А сейчас позволь мне уйти, пожалуйста! Уже поздно. Мне надо быть в постели. (Поворачивается к дверям) .

ГЕНРИ. Ты дурак!

ДЖОН. Я?! Что я сделал на этот раз?

ГЕНРИ. Неужели ты не мог подождать? Неужели ты не мог мне поверить? Ведь тебе принадлежало все, понимаешь, все?

ДЖОН. Я весь в таком горе.

ГЕНРИ. Для кого, по-твоему, я строил это королевство?

ДЖОН. Для меня? Папуля все это делал для меня! А когда я мог бы получить все это, папочка? После того, как тебя зароют?

ГЕНРИ. Ты такой же, как они. После всего, что я для тебя сделал.

ДЖОН. Я понял. Я знаю, что ты сделал.

ГЕНРИ. Я любил тебя.

ДЖОН. Ты холодный, гадкий ублюдок, вот ты кто, — и ты никого не любишь.

ДЖЕФФРИ. Ну вот, кроме меня, никого но осталось. Сюда, отец, я тут.

ГЕНРИ. Когда напишут историю моей жизни, ее будет легче прочитать, чем мне ее прожить. Генри Фитц-Эмпресс, первый Плантагенет, король в двадцать один год, самый талантливый воин своего времени. Он умело вел за собой людей, пекся о справедливости, когда мог себе это позволить, и управлял в течение тридцати лет государством, подобным империи Карла Великого. Он женился по любви на женщине из легенды. Ни в Александрии, ни в Риме или Камелоте не было таких королев. Она нарожала ему много детей, но ни одного сына. У короля Генри не было сыновей. У него были какие-то три волосатых чудовища, но он отказался от них. Вы не мои. Нас ничто не связывает. Я отказываюсь от вас. Ни одному из вас моя корона не достанется. Я оставлю вас ни с чем и желаю вам чумы. Да пусть все ваши дети сгинут.

( Шатаясь идет к выходу) . Нет моих мальчиков. Я их потерял. (Останавливается, с горящими глазами) . Вы осмеливались проклинать меня? Я проклинаю вас в ответ. Будьте прокляты Богом! Все мои мальчики пропали. Я потерял моих мальчиков. О, Иисус, всех моих сыновей. (Выходит) .

3анавес

Комната ГЕНРИ. Некоторое время спустя. На сцене постель, сундук, комод и кресло. На комоде жаровня, две чашки, коробочки со специями и кувшин с вином. После поднятия занавеса мы видим ЭЛИС в ночном пеньюаре. Она стоит на коленях перед небольшой угольной жаровней, приготовляя в кувшине вино со специями.

ЭЛИС (тихонько напевает) .

Позади ЭЛИС неслышно появляется ЭЛИНОР.

ЭЛИНОР. Никто, кроме тебя, но поет рождественских песен. Когда я была маленькой, Рождество вносило страшную путаницу в мою жизнь. В Святой Земле было два короля, Господь Бог и Раймонд, и я никогда не знала, чье рожденье мы празднуем.

ЭЛИС. А Генри здесь нет. (Встает) .

ЭЛИНОР. Хорошо. Можем поговорить за его спиной.

ЭЛИС. Он во дворе гуляет.

ЭЛИНОР. В такой холод?

ЭЛИС. Он не замечает холода. Что случилось?

ЭЛИНОР. Разве ты не знаешь?

ЭЛИС. Он пришел, постоял немного около огня и вышел. Тебе бы понравилось, как он выглядел.

ЭЛИНОР. Была ужасная сцена с постелями и портьерами, и было сказано много слов. (Садится у сундучка) . Вино со специями, я и забыла, что Генри любит его. Могу я остаться?

ЭЛИС. Это комната моя не больше, чем твоя. Мы обе жительствуем здесь.

ЭЛИНОР. Теснимся, как бедняки, по трое в одной постели.

ЭЛИС. Ты любила Генри когда-нибудь?

ЭЛИНОР. Когда-нибудь? Еще до потопа?

ЭЛИС. До Розамунды.

ЭЛИНОР (вставая) . О, это древняя история, моя овечка, не осталось ни записей, ни очевидцев.

ЭЛИС. Но остались картины. Она была красивее тебя.

ЭЛИНОР. О, намного. Ее глаза при свете были фиолетовыми, а все зубки ровнехонькими. А ровные зубы — это такое редкое достоинство. Она многовато улыбалась, но жевала с настоящим достоинством.

ЭЛИС. А ты ее ненавидишь до сих пор.

ЭЛИНОР. Нет, это уже прошло. Он взял ее вместо меня. И, понимаешь, это было очень тяжело. Подобно тебе, она сидела во главе стола у Генри. А это мое место.

ЭЛИС. Потому ты и отравила ее.

ЭЛИНОР. Досужие россказни простолюдинов. О, я молилась о ниспослании ей гибели и пела песни, когда ее не стало. Но даже у Цирцеи были свои пределы. Нет, я никогда не травила Розамунду. А почему ты не радуешься? Генри живет с тобой. Ты должна быть умнее меня.

ЭЛИС. А тебе идет зеленое. Ты должна всегда его носить.

ЭЛИНОР. Ты что, завидуешь мне?

ЭЛИС. Я пыталась жалеть тебя, но жалость оборачивается в нечто другое.

ЭЛИНОР. Жалеть? Почему?

ЭЛИС. Ты любишь Генри, но ты любишь и его королевство. Ты смотришь на него и видишь города, деревни, берега морей, налоги. А я, кроме его самого, ничего не вижу. Оставь его мне, можешь?

ЭЛИНОР. Я ушла от него десять лет назад.

ЭЛИС. Ты неприкасаемая. А я-то думала разжалобить тебя. Неужели ты всегда была такой? Много лет назад, когда я была юной девочкой и боготворила тебя, неужели уже тогда ты была такой, как сейчас?

ЭЛИНОР. Весьма вероятно. Детка, я сокрушена и пришла, чтобы отдать ему все, что он попросит.

ЭЛИС. А ты знаешь, что бы я хотела получить на Рождество? Мне бы хотелось увидеть, как ты будешь страдать.

ЭЛИНОР (кивает) . Увидишь, Элис. Ради тебя, пусть будет так.

ЭЛИС (кидается к ЭЛИНОР) . Маман, ах, маман.

ЭЛИНОР (крепко держит ее, начинает качать и тихо поет) . Рождественские вина согреют тебя. Не дрожи, моя маленькая.

ЭЛИС. Я не дрожу.

ЭЛИНОР. В рождественском камине бревна трещат. Ты что, плачешь?

ЭЛИС. Нет, мадам.

ЭЛИНОР. Прижмись ко мне, покрепче, не отпускай меня.

Входит ГЕНРИ.

ГЕНРИ (бледный, спокойный, тихий) . Небо все усыпано звездами. Какими глазами надо обладать, чтобы среди такого множества открыть еще одну.

ЭЛИНОР. Ты не замерз?

ЭЛИС. Я приготовила вино. (Наливает ГЕНРИ) .

ГЕНРИ. Интересно, раньше звезд было меньше или столько же? Не знаю. Это так таинственно.

ЭЛИС подает ему кубок.

Что ты налила мне?