Руал Амундсен - Южный полюс

Я поддался на уговоры, и вот нас опять окружают стога. Видно было, что Ханссен счастлив. Как раз то, что он так любит… Теперь держись! К своему удивлению, мы благополучно миновали несколько стогов. И начали уже надеяться, что пронесет, – вдруг три первых собаки в упряжке Ханссена исчезли, и вся упряжка тотчас остановилась. Ханссен без труда вытащил собак из трещины и пересек ее. Следом за ним и мы ее одолели без происшествий. Но дальше пошел ненадежный грунт, уже через несколько шагов снова провалились три собаки.

Мы опять очутились на участке, испещренном трещинами, словно оконное стекло. Нет, хватит, не желаю больше участвовать в этом смертельном номере. Я решительно заявил, что надо пройти обратно по своему следу и обогнуть этот участок. Ханссен заметно приуныл.

– Еще немного, и мы выберемся, – возразил он.

– Возможно, – сказал я, – но сначала отступим назад.

Нелегко ему было смириться с этим. Один бугор особенно пришелся ему по вкусу, и он мечтал померяться с ним силами. Это был торос; судя по виду, он вполне мог образоваться в дрейфующих льдах. Как будто четыре огромные льдины вздыбились и срослись между собой. Мы и без проверки знали, что у него внутри: зияющая бездна. Ханссен с тоской поглядел на него в последний раз и отвернулся.

Мы отчетливо видели все окрестности. Как я уже говорил, этот участок находился в котловине. Мы двинулись в обход и без приключений поднялись на высоту к югу от котловины. И увидели с нее один из своих флагов. Он стоял восточнее, подтверждая нашу догадку, что мы зашли слишком далеко на запад. Мы еще раз соприкоснулись с коварным участком, пересекая несколько трещин и проходя мимо широкого провала. Зато дальше снова можно было двигаться спокойно. Правда, Ханссен все-таки не удержался, подошел и заглянул в провал. Вечером мы добрались до двух снежных хижин, построенных нами в прошлую поездку в 42 километрах от склада, и расположились там лагерем. Хижины были забиты снегом, и погода стояла такая теплая, что мы предпочли палатку. День был насыщен приключениями, мы еще легко отделались. Скольжение было хорошее, этап этот прошли играючи.

Когда мы стартовали на другое утро, было облачно, видимость плохая, и вскоре зюйд-вест нагнал такую метель, что на расстоянии длины десяти саней почти ничего и не видно. Мы задумали в этот день достичь склада, но в такую погоду его вряд ли найдешь. Тем не менее мы катили дальше. До склада еще далеко, можно не опасаться, что проскочим мимо. К тому же в зените небо оставалось чистым, и мы надеялись, что ветер и метель прекратятся. Однако надежды не оправдались. Ветер только усиливался. На санях Вистинга был установлен наш самый испытанный одометр, на который вполне можно было положиться. Поэтому Вистингу мы поручили проверять, сколько пройдено. В половине второго он повернулся ко мне и сказал, что мы прошли нужное расстояние. Я крикнул Ханссену, чтобы он смотрел в оба. В эту самую минуту несколько левее нас показался склад. В вихрях снега он напоминал снежный дворец. Одометр и компас с честью выдержали испытание.

Мы подъехали к складу и остановились. На пути к югу нам предстояло отыскать три важных пункта, и вот первый найден. Как тут не радоваться. 160 километров от Фрамхейма одолели за четыре перехода, теперь можно дать собакам отдых и тюленины сколько влезет. Пройденные километры явно пошли на пользу нашим собакам. Все они, за одним лишь исключением, были в отличном состоянии. Исключение составлял Уран. Нам никак не удавалось откормить его. Он оставался хилым и тощим, смерть подстерегала его у склада на 82° южной широты. В отличие от Урана, Жеманница была отнюдь не тощей. Бедняжка. Несмотря на свое положение, она старалась не отставать, работала изо всех сил. Молодец, но если она не похудеет до старта с 82° южной широты, придется ей последовать за Ураном в мир иной.

Ящики с провиантом и снаряжение, оставленные нами здесь в прошлый раз, совсем занесло снегом. Впрочем, откопать их было недолго. Первым, делом мы принялись за тюленя и нарубили корм собакам. Их не надо было заставлять есть великолепные куски мяса с жиром. Они набросились на угощение, а уничтожив нарубленные куски, спокойно принялись за тушу, и было одно удовольствие смотреть, как они наслаждаются тюлениной. Поначалу все шло тихо и мирно. Проголодавшиеся собаки думали только о еде, но едва они заморили червячка, миру пришел конец. Акула, не управившись и с половиной своей доли, пошел отнимать у Бойкого его порцию. Естественно, не обошлось без визга и лая. Явился Ханссен, Акула поспешил исчезнуть. Отличный пес, но страшно упрямый. Как вобьет себе что-нибудь в голову, нелегко выбить.

В одну из наших вылазок, когда мы устраивали склады, мне довелось кормить собак Ханссена. Акула живо проглотил свой пеммикан и стал смотреть, чем бы еще поживиться. Ага, вот Бойкий наслаждается своим пеммиканом – как раз то, что надо. Он вцепился в загривок сопернику, заставил его отдать пеммикан и приготовился сам с ним управиться. Но я все видел, и не успел Акула опомниться, как сам был схвачен за шиворот. Ударив его по морде кнутовищем, я попытался отнять у него пеммикан. Это оказалось не так-то легко. Никто из нас не хотел сдаваться. Дошло до того, что мы, сцепившись, покатились по снегу. Жаркая схватка кончилась моей победой, Бойкий получил обратно свою долю. Любая другая собака после удара по морде сейчас же отдала бы пеммикан, – только не Акула.

Хорошо было войти в палатку, мы основательно прозябли. Ночью юго-восточный ветер сменился нордом, и весь снег, который накануне несло на север, мог поворачивать кругом – путь открыт, даровой проезд. И он этим воспользовался. Когда на другое утро мы вышли из палатки, то из-за бурана ничего не увидели. Правда, нас это сейчас не беспокоило, ведь мы решили провести здесь два дня. Но отсиживаться в палатке не больно-то приятно, особенно если приходится все время лежать в мешке. От разговоров быстро устаешь. Писать без конца тоже нельзя. Еда – доброе занятие, когда можно есть вволю, и читать не худо, когда есть книги. Но если меню ограничено, а библиотеки в таких поездках не отличаются полнотой, обе эти возможности отпадают. И однако, есть развлечение, которому в этих условиях спокойно можно предаваться, это – сон. Да, счастлив тот, кто в такую пору может спать сутки напролет. Но не все наделены этим даром, а кто наделен, не склонен признаваться. Мне доводилось слышать такой храп, что казалось – человек сейчас задохнется, а разбудишь его – ни за что не признается, что спал. Иные даже утверждают, будто страдают бессонницей. Правда, из нас никто до этого не доходил.

Днем ветер утих, и мы вышли немного поработать, разобрали старый склад и сложили новый. У нас здесь лежало три комплекта санного снаряжения, в котором мы не нуждались, его можно было оставить. Что-то пригодится восточному отряду во время его вылазки, но не так уж много. Богатый склад может оказаться очень кстати, если кто-нибудь надумает исследовать области к югу от Земли Короля Эдуарда VII. Мы сумели обойтись без него.