Джеки Даррел - Звери в моей постели

В эту минуту возвратился Даррел, и лицо его выражало крайнее уныние.

– Извини, Джеки, но все билеты на этот чертов пароход проданы, так что нам придется остаться здесь. Но мне обещали дать знать, если кто-то вернет билет. Надо же мне было свалять дурака и поверить тому типу в агентстве.

Миссис Пирс еще не ушла, я извинилась перед ней и представила Джерри.

– Я понимаю, как вы разочарованы, – сказала она, – но на борту есть несколько англо-аргентинцев, и мы постараемся скрасить вам плавание. К тому же нам предстоят интересные заходы, кое-где будем стоять по два дня, это внесет какое-то разнообразие. Жаль, конечно, что в отличие от нас вам досталась каюта без иллюминатора, так что у вас порой будет очень жарко, но, может быть, в пути кто-нибудь сойдет и вы сможете поменять каюту.

С этими словами она извинилась и ушла, предоставив нам ломать голову над тем, как разместить наши личные вещи.

– Придется отнести все в багажное отделение, – заключил Даррел.

– Но как же мы сможем, когда понадобится, доставать одежду?

– Тогда и придумаем что-нибудь, а сейчас давай решим, какие чемоданы нам нужны в первую очередь.

С великим трудом, преодолевая сопротивление нашего стюарда, мы переместили большую часть вещей, после чего попытались как-то разместиться в каюте.

Несколько лет спустя мне довелось встретиться с бывшими военнослужащими, на чью долю выпало сомнительное удовольствие в годы войны плавать именно на этом пароходе, и все они дружно выражали свое сочувствие, когда я описывала прелести нашего путешествия. Их удивляло только одно: как это "чертово судно" все еще держится на плаву.

– Не иначе тараканы не дают ему утонуть, – заметил один из них.

По чести, у меня от всего нашего плавания до Буэнос-Айреса остались в памяти только приятные вещи. Все пассажиры, с кем мы общались, были совершенно очаровательные люди, даже те, чьего языка мы не понимали; особенно запомнился веселый эпизод в столовой, когда могучего сложения стюард-испанец с гомосексуальными наклонностями решил поухаживать за Джерри. Давясь от смеха, один наш говорящий по-испански попутчик попытался объяснить любвеобильному господину, что Джерри к нему равнодушен, больше того, англичанин женат, и вот его жена рядом. Однако стюард отказывался этому верить, дескать, у сеньора нет обручального кольца, стало быть, его никак нельзя считать женатым. После долгих уговоров стюард решил, что Джерри просто упрямится. Были потешные сцены и в уборных, особенно в женских, куда постоянно наведывались неграмотные иммигранты мужского пола, которые норовили утащить все сиденья с унитазов, очевидно полагая, что они годятся на красивые рамки для фотографий. В итоге до конца плавания сиденья так и не появлялись.

Еще одной дивной привычкой наших испанских и португальских друзей было разбрасывание на палубе апельсиновых корок и прочего мусора, коему по правилам надлежало отправляться за борт. Пользоваться ванными было невозможно – они вечно выглядели так, точно в них только что искупался линяющий медведь-гризли.

Несмотря на эти мелкие изъяны, нам было очень весело в компании с нашими попутчиками. Каждый вечер они пели под гитару и танцевали, и мы отлично ладили, хотя не понимали друг друга. Теперь я понимаю, что мне представился отличный случай познать испанский и португальский темперамент; заодно я выучила несколько обиходных испанских фраз, что нам очень пригодилось, когда мы покинули пределы Буэнос-Айреса. Словом, я чувствовала себя великолепно, но бедный Даррел не уставал жаловаться на скверную каюту и отвратительное питание.

Мы побывали в чудесных местах – рыбный порт Виго в Испании; красавец Лиссабон с его старинными зданиями и небесно-синей черепицей; Канарские острова с их коробейниками и дешевым испанским бренди; Ресифе в Северной Бразилии, с потрескавшимися небоскребами в окружении буйной ползучей флоры и с множеством красивейших женщин; Рио с его мозаичными мостовыми, настырным визгом автомобильных гудков и диковинной горой, напоминающей сахарную голову; кофейный порт Сантос – ворота величественного Сан-Паулу, самого большого (тогда) города Бразилии; убогий и приветливый Монтевидео с могилой "Графа Шпее"; оттуда – вверх по грязной Рио-де-ла-Плата к возвышающимся над утренней дымкой очертаниям зданий Буэнос-Айреса, где наступил конец терзаниям Даррела.

В разгар прощания с Пирсами в коридоре перед нашими каютами нас грубо прервал раскрасневшийся молодой член команды, за которым следовал по пятам элегантно одетый мужчина, похожий на американскую кинозвезду Адольфа Менжу.

– Джордж Гиббс из британского посольства, – представился "Менжу". – Мне поручено помочь вам пройти через таможню и отвезти вас на квартиру миссис Гринслет. Не так-то просто было найти вас, – продолжал он, смеясь. – Наверху, в первом классе, никто даже не знал, что вы находитесь на борту.

– Охотно верю, – кисло ответил Джерри. – Все, что происходит ниже первого класса, ничуть не интересует команду. И все-таки я предпочитаю наших здешних попутчиков паскудным обитателям первого класса, с которыми мы сталкивались во время заходов.

Гиббс понимающе улыбнулся:

– Хорошо, рассказывайте, какой у вас багаж, кроме того, что в трюме?

Наше уважение мистером Гиббсом чрезвычайно возросло, когда мы увидели, с какой легкостью он провел нас с нашим имуществом через таможню, меж тем как остальные пассажиры были заняты горячими дискуссиями с таможенниками в белой форме. Из порта нас быстро провезли по обсаженным деревьями красивым улицам Буэнос-Айреса и поселили в чудесной квартире миссис Гринслет с видом на гавань. Добрейшая хозяйка состояла в дружбе с Ларри Даррелом и весьма неразумно вызвалась принять нас у себя, когда мы прибудем, о чем у нее было предостаточно поводов жалеть впоследствии. А еще Ларри снабдил нас целым списком людей, с которыми нам следовало связаться, и главное место среди них занимала некая сеньора Бебита Феррейра.

– Вы просто обязаны познакомиться с этой милейшей женщиной и передать, что я буду любить ее до гроба, – сказал он. – Она спасла мой рассудок в Аргентине.

После таких слов нам оставалось только подчиниться. Когда Джерри позвонил Бебите Феррейре, она пригласила нас к себе на ленч. В ту пору, в 1954 году, такси относилось к числу наиболее неуловимых предметов, и мы скоро усвоили, что надо либо ждать свободную машину полчаса, либо следовать пешком к месту назначения. Правда, на этот раз нам повезло, мы прождали всего четверть часа и на весьма ломаном испанском языке попросили отвезти нас в Калль-Посадос. Квартира Феррейры стала для нас спасительным прибежищем на те восемь месяцев, что мы провели в Южной Америке, а сама Бебита – нашим ангелом-хранителем, буквально творившим чудеса. Ей ничего не стоило найти пристанище для коллекции зверей или уговорить сердитого таксиста подвезти шестерку черношеих лебедей. Для нее не существовало невыполнимых задач, и к кому бы она ни обращалась, все это были прелестные, кроткие, милые люди – во всяком случае, в общении с ней.