Джеральд Даррел - Земля шорохов

– Ну тогда обещайте ничего не говорить,– сказала она, умоляюще поглядев на меня своими глазками, синими, как васильки.–Пожалуйста, Джерри, ни слова.

– Но я же ничего никогда и не говорю,– запротестовал я.– Если бы я действительно высказал все, что думаю, вся их таможня провалилась бы в тартарары.

– А разве не вы на днях сказали, что при диктатуре вы ввозили и увозили свои вещи и у вас никогда не было неприятностей, а теперь, при демократии, на вас смотрят как на контрабандиста?

– Ну и что? Разве человеку возбраняется высказывать свои мысли? Даже при демократии? Последние три недели мы только и делаем, что боремся с этими умственно отсталыми личностями из таможни, и ни одна из них, видно, не способна сказать что-либо членораздельное, а может лишь посоветовать обратиться к очередному сеньору Гарсиа, который сидит дальше по коридору. Я потерял три недели драгоценного времени, тогда как мог бы снимать и собирать животных.

– Руку, руку,– неожиданно и громко сказала Жозефина. Я высунул руку в окно, и мчавшаяся за нами. лавина автомобилей, скрежеща тормозами, внезапно остановилась, потому что Жозефина уже стремительно бросила лендровер наперерез движению в боковую улицу. Позади нас замирал вопль ярости и были отчетливо слышны крики: animal! [2]

– Жозефина, я настоятельно прошу вас заблаговременно предупреждать нас о ваших поворотах,– сказал я. Жозефина обернулась ко мне с ослепительной улыбкой.

– Зачем? – спросила она просто.

– Неужели непонятно? Это даст нам возможность подготовиться к встрече с всевышним.

– Но разве вы у меня хоть раз попадали в аварию?

– Нет, но, по-моему, это только вопрос времени.

В этот миг мы вновь проскочили через перекресток со скоростью сорок миль в час, и таксисту, ехавшему по поперечной улице, пришлось пустить в ход все тормоза, чтобы не врезаться нам в бок.

– Ублюдок,– невозмутимо сказала Жозефина.

– Жозефина! Никогда не употребляйте подобных выражений,– запротестовал я.

– Почему? – невинно спросила Жозефина.– Вы же употребляете.

– Это не довод,– резко возразил я.

– Но употреблять их – одно удовольствие, правда? – с удовлетворением сказала она.– У меня их уже большой запас. Я знаю "ублюдок", я знаю...

– Ладно, ладно,– перебил я.– Я верю вам. Но ради Бога, не употребляйте их в присутствии своей матери, а то она не разрешит вам водить мою машину.

Все-таки, думал я, в помощи красивых молодых женщин есть свои отрицательные стороны. Правда, мало кто может устоять перед их чарами, но, с другой стороны, слишком уж у них цепкая память на крепкие англосаксонские словечки, к которым я вынужден прибегать в минуты волнения.

– Руку, руку! – опять сказала Жозефина. Мы снова помчались наперерез движению и, оставляя позади себя разъяренное стадо автомобилей, подкатили к массивному и мрачному фасаду Адуаны.

Мы вышли из Адуаны три часа спустя. Наши мозги оцепенели, ноги ныли, и мы упали на сиденья машины.

– Куда же теперь? – спросила Жозефина безразличным тоном.

– В бар, в любой бар, где я могу получить порцию бренди и пару таблеток аспирина.

– О'кей,–сказала Жозефина, отпуская сцепление.

– Завтра, наверно, все кончится успешно,–сказала Мерседес, пытаясь поднять наш поникший дух.

– Послушайте,– сказал я немного резко,– сеньор Гарсиа, да благословит Господь его синебритый подбородок и окропленную одеколоном шевелюру, помог нам, как мертвому припарки. И вы это прекрасно знаете.

– Нет, нет, Джерри. Он обещал отвести меня завтра к одному очень высокопоставленному чиновнику Адуаны.

– Его зовут... Гарсиа?

– Нет, сеньор Данте.

– Как знаменательно! Только человек с именем Данте может выжить в этом аду сеньоров Гарсиа.

– Вы чуть не испортили все дело. Зачем вы спросили, не отца ли его портрет висит у него в кабинете? Вы же знали, что это Сан-Мартин,– с укором сказала Мерседес.

– Да, знал, но я чувствовал, что если не скажу какую-нибудь глупость, то мои мозги начнут щелкать, как старомодные штиблеты с резинками.

Жозефина подкатила к 6aрy. Мы уселись за столик, стоявший на краю тротуара, и, прихлебывая из стаканов, погрузились в унылое молчание. Вскоре мне удалось стряхнуть тупое оцепенение, которое всякий раз навевает на меня Адуана, и я снова обрел способность говорить не только о ней.

– Одолжите мне, пожалуйста, пятьдесят центов,– попросил я у Мерседес.– Мне нужно позвонить Марии.

– Зачем?

– Ладно, откроюсь вам... она обещала мне найти местечко, где бы можно было приютить тапира. В гостинице мне не разрешают держать его на крыше.

– А что такое тапир? – поинтересовалась Жозефина.

– Это такое животное, ростом почти с пони и с длинным носом. Оно похоже на маленького слона-уродца.

– Не удивляюсь, что в гостинице вам не разрешают держать его на крыше,– сказала Мерседес.

– Но тапир совсем еще младенец, он всего со свинью.

– Ну что ж, получайте свои пятьдесят центов.

Я нашел телефон, разобрался в сложностях аргентинской телефонной системы и набрал номер Марии.

– Мария? Это Джерри. Как дела с тапиром?

– Видите ли, мои друзья в отъезде, и у них его пристроить нельзя. Но мама говорит, что его можно привезти сюда и держать в саду.

– А вы уверены, что это будет удобно?

– Ну, это мамина идея.

– А вы думаете, она знает, что такое тапир?

– Да, я сказала ей, что это маленькое животное с мехом.

– Не совсем точное зоологическое описание. Что же она скажет, когда я нагряну к вам с существом величиной со свинью и почти безволосым?

– Раз уж он будет здесь, то ничего не поделаешь,– резонно заметила Мария.

Я вздохнул.

– Хорошо. Я завезу его сегодня вечером. Ладно?

– Ладно, и не забудьте захватить для него немного корму.

Я вернулся к Жозефине и Мерседес. Весь вид их являл собой неутоленное любопытство.

– Ну, что она сказала? – спросила Мерседес.

– Сегодня ровно в шестнадцать ноль-ноль мы приступаем к операции "Тапир".

– Куда мы его отвезем?

– К Марии. Ее мать разрешила держать его в саду.

– Боже милостивый! Ни в коем случае! – сказала Мерседес трагическим тоном.

– А почему бы и нет? – спросил я.

– Там нельзя его оставлять, Джерри. Садик у них совсем крошечный. И кроме того, госпожа Родригес очень любит свои цветы!

– Какое отношение это имеет к тапиру? Он будет на привязи. Все равно его надо куда-то девать, а это пока единственная возможность пристроить его.

– Хорошо, отвезем его туда,– сказала Мерседес с видом человека, который знает, что он прав, и не скрывает этого,– но не говорите потом, что я вас не предупреждала.

– Хорошо, хорошо. А теперь поехали завтракать, потому что в два часа мне надо захватить Джеки и заказать билеты на обратный путь. После этого мы можем ехать за Клавдием.