Оксана Сергеева - Раскаленный капкан

— Я уже ушла. У меня теперь другая жизнь, тебе в ней не место. Пусти! — Пыталась вырваться, но Костя в ответ лишь сильнее сжал тонкое запястье.

— Другая жизнь? А может у тебя и другой есть? — ехидно предположил.

— Есть! Да, у меня есть другой! Поэтому у меня другая жизнь!

— Я ему шею сверну, мокрого места от него не оставлю! Ты слышишь?!

— Боюсь, у тебя не получится, — рассмеялась, невольно представив, как Костя пытается свернуть шею Бажину.

Удар по щеке оборвал ее истерический смешок. Константин обхватил Машу за плечи и потащил к своей машине.

— Пусти!

— Эй, парень, какие-то проблемы? — окликнул кто-то со стороны парковки.

— Отпусти меня! — крикнула Маша еще громче. — Отпусти, я сказала!

Испуганный неожиданным и нежелательным вниманием посторонних мужчин, Костя все-таки разжал руки, и Мария ринулась от него прочь. Но не к себе домой, а к Инне, благо далеко бежать не пришлось, сестра жила в шестом подъезде.

— Маруся, дверь сама запри, а то у меня там молоко убегает, кашу варю, — протараторила Инна и юркнула обратно на кухню.

— Запру, конечно, — отозвалась Александрова, потянула на себя ручку двери и облегченно вздохнула со щелчком замка.

— Маша, что с лицом? — нахмурилась Инна, скользнув по Машке быстрым взглядом.

— С женишком своим бывшим встретилась, — ответила она, устало опустившись на стул.

— Костя? Он тебя ударил? Вот ублюдок!

— Нет, приобнял слегка, соскучился сильно, — невесело пошутила.

— У него совсем крыша поехала?

— Она у него давно поехала.

— Хочешь сказать, что такое уже было?

— Да. Поэтому мы расстались, — подтвердила, не вдаваясь в подробности.

Казалось, одним ударом Костя выбил из нее все силы. Беспомощно и апатично Маша смотрела, как Инна помешивает кашу, иногда стуча ложкой по краю небольшой кастрюльки.

— Ты не говорила. — Сестра выключила плиту и присела рядом с Машей, сложив локти на круглом столе.

— А зачем? В этом нет ничего приятного, это очень унизительно.

— Я думала, тебя его ревность просто достала, скандалы эти постоянные…

— Очередной ревностный припадок закончился пощечиной. А рука у него, знаешь ли, тяжелая.

— Как у него вообще рука-то поднялась! Дядя Юра бы его убил!

При упоминании имени отца Маша интуитивно поднесла ладонь к груди, но не нащупала, как обычно, цепочки с крестиком. — Инночка, я, кажется, цепочку потеряла… — Оттягивала горловину футболки, все еще надеясь, что ошиблась. Но цепочки на шее не было.

Инна тяжело молчала и не знала, что сказать, только мягко и тихо поглаживала плачущую сестру по плечу.

— Я пойду поищу. — Маша решительно поднялась с места.

— Куда? А вдруг он там шастает?

— Мне все равно. Мы особенно не перемещались, я помню, где я стояла… потом он меня потащил, потом его спугнули… Цепочка на мне была, когда я домой приехала, я это точно знаю.

— Кто спугнул?

— Без понятия. Мужики какие-то. Если бы не они, не знаю, чем бы это все закончилось.

— Одну я тебе точно не пущу. А этот пусть только подойдет и вякнет что-нибудь. — Инна не растерялась и достала скалку.

Маша сквозь слезы рассмеялась:

— Инна, ну куда ты со скалкой…

— Это он на тебя может сто раз кидаться, я его с одного удара вырублю.

Костя и раньше дурил, всегда ревновал Машку. Оно и понятно, девка она красивая, очень харизматичная и общительная, парни за ней толпами бегали. Но даже Инна подумать не могла, что он так озвереет. Урод. Сорвал, наверное, с нее цепочку. Заметно же, что горловина футболки надорвана и у основания шеи красная полоса.

— Не сомневаюсь, что вырубишь.

— Подожди, сейчас фонарик еще захвачу.

— И пистолет травматический. И нож охотничий у мужа позаимствуй.

— Нет, мокруха не по мне, еще застрелю кого-нибудь не того, мне со скалкой удобнее.

Они вышли во двор. За считанные минуты на город опустились сумерки, и Маша потеряла всякую надежду что-то найти в такой темноте.

— Машка, почему ты не сказал, что этот придурок снова объявился? Я бы хоть посматривала его машину.

— Вряд ли он машину перед домом оставлял. Да я и не думала…

Хотя что там не думала… Все она думала. Знала, что он заявится, поэтому даже не удивилась его приходу. И его пощечине не удивилась, Константин себя уже прекрасно показал.

В голове гулко звучали его слова. Резкие, грубые… И вместе с ними плыли воспоминания о времени, проведенном вместе. Много дней и ночей. Когда-то им вдвоем было очень хорошо, почему же они пришли не туда, куда планировали? Почему все закончилось вот так?

Разумеется, поиски оказались безуспешными, ничего они не нашли. Маша до слез расстроилась и вернулась в квартиру сестры совсем поникшая. Эту тонкую золотую цепочку с маленьким крестиком ей когда-то давно подарил папа. Всю жизнь она ее не снимала. Носила с удовольствием, а после смерти отца эта вещь стала особенно дорога как память, как семейная реликвия. Как оберег. Сейчас без нее чувствовала себя голой и беззащитной. Потерянной.

— Папочка, прости меня, — шептала она горько, когда чуть позже вытирала умытое лицо полотенцем. — Прости… Мне так тебя не хватает… Прости… — Понимала, что не виновата в том, что случилось, но от чувства вины за потерю отцовского подарка не могла избавиться.

Присела на край ванны. Глубоко вздохнув, снова вытерла мокрое от слез лицо. Голова налилась тяжестью, скоро эту тяжесть заменит дикая боль. Когда же это кончится…

— Маруся, выпей. — Инна зашла в ванную.

— Что это?

— Выпей, милая, выпей. Успокоительное.

— Не надо.

— Давай, лишним не будет.

Маша послушно проглотила приторный сироп, и сестры в подавленном молчании прошли на кухню.

— Я знаю, что он отстанет. Только вопрос — когда, — первая заговорила Мария. — Когда ему надоест доставать меня? Когда он поймет, что отдачи не будет? Что бы он ни делал, это бесполезно. Я не вернусь. Что мне теперь делать, Инна? Я уже раз у мамы ночевала. Мама в отпуск собралась, на днях уезжает.

— Может тебе у нее и пожить пока?

— И сколько мне вот так бегать? И с чего ради?

— И Семки, блин, нет. Как назло.

— Не смей мужа впутывать. Костя ему устроит большие проблемы, ты это знаешь.

— Маруся, я начинаю за тебя бояться.

Маша тяжело и горько вздохнула:

— Я так устала. Ты не представляешь, как я от этого устала. Он стал такой агрессивный, я с ним не справляюсь.

— Я представляю.

— Вот зачем он это делает, зачем? — отчаянно воскликнула. — Зачем он доводит до этого? Почему нельзя расстаться мирно? Почему надо обязательно изуродовать друг друга ненавистью?

— Он не хочет тебя отпускать. — Хотела бы Инна сказать, что это все от большой любви, но язык не поворачивался. Любовь, она, добрее должна быть, с самоотдачей и уважением. В отношении Константина к Маше ничего такого в последнее время не наблюдалось. Лишь эмоциональные выплески уязвленного мужского самолюбия.