Ким Харрисон - Чему быть, того не миновать

— Ага, нашли… и потеряли.

Я приподняла бровь, а глаза Барнабаса полезли на лоб:

— Она умерла?

— Она не умерла! — громко ответила я, затем продолжила уже потише, когда дежурный на секунду выглянул из своей комнатки и снова вернулся к своим делам. Смех по телевидению стал немного громче, я наклонилась к Барнабасу. — Я знаю, кто она. Блондинка, любит покомандовать…

— … и считает, что у Мэдисон совсем поехала крыша, — перебила меня Накита, открывая свою сумку и доставая фотоаппарат. Фокусируя камеру на рядах выключенных стиральных машин, она бросила на нас взгляд поверх объектива, и добавила: — Ты бы послушал, чего она там наплела.

— Эй! Это не я стала втирать ей про спасение души, — возразила я, и Барнабас тяжко вздохнул.

Абсолютно невозмутимая, Накита снова поднесла фотоаппарат к глазам.

— «Оставайся дома иначе ты разрушишь свою жизнь» было первым, что вырвалось из ее рта. Нам пришлось выйти с автобуса. — Взглянув на Барнабаса, она добавила: — Ты не заметил случаем, где вышла Тэмми?

Барнабас потянулся.

— Вполне возможно. Я видел девушку подходящего возраста, выходящую из автобуса с мальчиком. Она казалась испуганной.

Я кивнула.

— Угу, скорее всего это она и была. Блондинка в джинсах и розовой рубашке?

— Да, она живет на третьем этаже, угловая квартира. — Барнабас пригубил свой кофе в бумажном стаканчике, скривился и поставил его на стол. — Во имя всех серафимов, это гадость полнейшая. Так что же все-таки произошло в автобусе?

Мое зрение размыло, я углубилась в воспоминания. Возможно, все прошло не так уж и ужасно.

— Что-то еще помимо того, что она и ее подруги считают меня чокнутой святошей и праведницей? Да я не знаю. Если у нее был напуганный вид, может она решит сегодня остаться дома, а не идти в кино чтобы обжиматься и обменяться слюной с Дэвидом.

— Не Дэвид, а Дэн, — поправила Накита. Я закатила глаза.

— Окей, с Дэном. Ведь если ее брат не умрет, с душой Тэмми все будет в порядке, не так ли? Проблема решена.

Накита, однако, не была столько оптимистична, бросив на Барнабаса озабоченный взгляд.

— Что? — спросила я, заподозрив, что они знали что-то, чего не знала я.

Джош перевернул свое печенье, чтобы облизать крем. Он выглядел донельзя счастливым и довольным, и я сдвинула ногу, пока наши колени не встретились. Он улыбнулся, глядя на меня поверх печенья, и я улыбнулась в ответ, радуясь тому, что он рядом.

— Ты когда-нибудь перестаешь жевать? — спросила его Накита.

— Неа, — Джош оглянулся на автомат со сладостями. — А у тебя на ногтях лак облез.

Накита ахнула, и принялась изучать ногти на руках, затем извернула ноги в сандалиях то в одну сторону, то в другую, проверяя педикюр.

— Ничего там не облезло! — возмущенно воскликнула она.

Барнабас улыбнулся, а Джош достал из упаковки новое печенье.

— Мэдисон, не хочешь?

Я покачала головой, а Накита кинула на него негодующий взгляд.

— Она не ест, смертный.

— А вежливость еще никто не отменял, — отозвался Джош, пережевывая печенье, и если бы я могла покраснеть, на моих щеках точно бы вспыхнул румянец. — Барнабас, а они рассказали тебе, что Мэдисон идентифицировала Тэмми по ауре?

Я ощутила прилив волнения от того, что совсем забыла о своем достижении.

— Нет, — ответил Барнабас, выглядя столь же довольным, как себя чувствовала я. — Мэдисон, это фантастика! Как долго ты смогла разглядывать ауры?

— Я не могу, — ответила я, хотя мне стало интересно, а вдруг это так и было.

Накита тоже расплылась в улыбке.

— Она смогла пробиться в свои воспоминания видения, там, где высветилась нить ауры, чтобы я смогла увидеть резонанс Тэмми. Она — рыба.

— Оранжевый центр и зеленая по краям, — загадочно протянул Барнабас. — У нее есть проблемы.

— Рыба? — спросила я, задаваясь вопросом, был ли это какой-то шифр.

— Моя аура синяя, — вставил Джош.

— Я в курсе, — ответил Барнабас и повернулся ко мне. — Так что у нас получается: ты с ней говорила. Ты ее напугала. Думаешь, этого будет достаточно?

Я пожала плечами, пожирая глазами печенье Джоша.

— Понятия не имею. Не похоже, что все закончилось, и я могу топать домой, довольно потирая руки. Я хочу поговорить с ней еще раз.

— Хорошая идея.

Не обращая внимания на Барнабаса, я облизала губы, жалея что не испытывала чувство голода.

— Печенье выглядит таким аппетитным, Джош.

Джош просиял и поднялся на ноги:

— Я принесу тебе одно.

— Она не ест..., Джош, — сухо сказала Накита, подняв фотоаппарат и сфотографировав наши ноги и крошки от печенья Джоша на полу. Я покачала головой, и Джош снова уселся на диван.

— Так или иначе, спасибо, — тихо поблагодарила я. — Я буду безумно радоваться, когда наконец узнаю, где находится это таинственный промежуток между настоящим и будущим, и отыщу свое тело. Я устала от того, что не испытываю голода.

Накита замерла, и я подняла глаза, поймав ее пристальный взгляд. Она моргнула и в следующий миг уже засовывала фотоаппарат в сумку.

— Я буду снаружи, — бросила она и без промедления направилась к выходу, почти бегом, с прямой как палка спиной. Дверь с силой шибанулась об стену, оставляя вмятины, и вот Накита уже на улице, стоит со скрещенными на груди руками и опущенной головой на фоне заходящего солнца.

Я недоуменно уставилась на Джоша, который с полным ртом печенья перевел взгляд на Барнабаса.

— Что я такого сказала? — спросила я.

Джош лишь пожал плечами, а Барнабас скривился.

— Она обеспокоена тем, что как только ты получишь назад свое тело, ты прервешь нити своего амулета и оставишь ее. И я тоже обеспокоен.

Испытывая волнение, я уставилась в зеркальное окно.

— Черные крылья, которые ты занесла в нее, перенесли ей некоторые твои воспоминания. Она лучше, чем кто-либо на небесах или на земле знает тебя, и она боится. Со мной все будет в порядке, но вот с Накитой… Ты научила ее чувствовать страх смерти, и она считает, что как только ты нас бросишь, больше никто не сможет понять и принять ее, и люди будут думать, что у нее не все дома.

О, Боже. Как я умудряюсь находить приключения на свою пятую точку?

Джош подскочил, когда его телефон завибрировал. Извинившись, он отошел, чтобы ответить на звонок, тем самым предоставляя нам с Барнабасом возможность поговорить наедине. Я опустила глаза и стала ковырять ногтем трещину в столе. Собрав волю в кулак, я перевела взгляд на Барнабаса.

— Я не хочу забросить то, кем я стала — Темным хранителем времени, — начала я. — Но если я не смогу добиться своего — если не смогу уговорить серафимов, что ранние скашивания не являются необходимыми, чтобы спасти душу человека, прежде чем она пострадает, — тогда я не смогу остаться. Не смогу с открытыми глазами посылать жнецов на убийство людей, которые напуганы, поддались панике, либо просто слишком глупы для того, чтобы найти радость в своей жизни.