От звезды до звезды. Колония (СИ)

Голос совсем затих – понятливые кристаллические мозги определили, что режимы и свойства экипажу не интересны.

Осторожно пробуя новое покрытие босыми ногами, Йонге сделал еще один, уже последний круг. Сайнжа по-прежнему игнорировал обоих.

– Ну подождем, что ли, – вздохнул Йонге.

Мысль была дурацкой, что красноречиво подтверждало выражение лица Рудольфа. Но пока Йонге не мог придумать ничего более оригинального. Синхронизация требовала каких-то действий, однако это было настолько смутное и неопределимое чувство, что хотелось бить яута по голове от невозможности выразить свои ощущения иначе.

Йонге потоптался на месте и сел рядом с яутом. Тоже попробовал скрестить ноги, но с голой задницей сидеть в такой позе было все же неудобно, поэтому в итоге он развернулся и привалился спиной к плечу Сайнжи.

Рудольф запыхтел, а затем тоже опустился на пол.

“Слышу, как хрустят все твои суставы”, – со смешком передал Йонге.

“Очень остроумно”.

Вздохнув, Йонге попробовал сосредоточиться на дергающем чувстве беспокойства. То ли повлияло медитативное настроение яута, то ли мозги отказались обрабатывать текущую информацию, но вместо упорядочивания мыслей он начал все глубже проваливаться в воспоминания.

Четыре года назад он даже не мог представить, что все так сложится. Тогда он только-только купил свой корабль. Йонге вспомнил, как среди одинаковых малых судов увидел “Фелицию” и влюбился с первого взгляда. Вбухал все финансы, выпросил отсрочку под немаленький процент, и с головой ухнул в хедхантерную инфосферу.

Он лихорадочно искал экипаж, уже зная, что активов хватит не больше, чем на двоих. По-хорошему в свое дело требовалось хотя бы трое-четверо человек, но корабль был невелик, Йонге поджимало время, и ему отчаянно нужны были чужие полетные акции. А взамен он пока мог предложить совсем немного.

Он поименно запомнил всех кандидатов, с которыми разговаривал, и хорошо помнил, как отчаяние медленно застилало радужные перспективы самостоятельного бизнеса. У него в гостях побывали даже две девушки-механика, но “Фелиция” и про них грустно сообщала, что уровень синхронизации выпадает из допустимых отклонений, и это может привести к непоправимым последствиям для всего экипажа.

Но лучше всего он помнил, как “Фелиция” обрадовалась – правда, ему не показалось, – когда сняла мнемограмму с очередного отозвавшегося механика. Белобрысый, с выражением нестираемого превосходства на лице. “Герр Вебер”, – как он представился. И добавил: “Лучший механик по эту сторону Орионова пояса”.

От счастья Йонге готов был расцеловать его в обе щеки, но ограничился только скупыми поздравлениями. И уж тем более скрывал ликование, получая на свой счет полетные акции и расширяя кредитную историю.

Только год спустя Рудольф проболтался, что тоже находился в отчаянном поиске, причем уже почти дошел до крайнего срока.

Первые две недели они шарахались друг от друга, и даже в синхронизации будто сшибались лбами с разбегу. Йонге привык работать сразу с тремя пилотами как минимум, и механики, а также прочий вспомогательный персонал обычно оставались далеко за границей невидимого барьера. Делить синхрон на двоих оказалось невероятно сложно. Порой через злость и раздражение. Особенно когда Рудольф взялся по своему разумению перекраивать базовые настройки “Фелиции”.

Йонге помнил, что тогда они разругались вдрызг и едва не разорвали договорные отношения. Спасла экипаж чистая случайность в виде свалившегося заказа на перевозку хонокиола. Вообще такие поставки доверяли фармацевтикам, но Йонге, уходя с “Галифрея”, прихватил всю адресную базу и не поленился разослать объявления об открытии чартерных рейсов.

Заниматься только этим он не планировал, но самостоятельное звездоплавание легче было начинать с привычных занятий.

Еще Йонге вспомнил, как пытался вытравить берлинский акцент из речи напарника, но так и не смог с этим справиться, и попросту перестал его замечать. После чего “Фелиция” в приватном порядке доложила ему, что максимальный индекс совпадения достигнут и зафиксирован. И теперь рекомендуется употребление церебролина для поддержания оптимального взаимодействия между членами экипажа.

Первую таблетку, по дозе рассчитанную на спаренный экипаж, Йонге выпил так торжественно, будто получал медаль.

Рудольф жрать церебролин отказался и гордо заявил, что его невероятная сила воли способна противостоять любым глюкам синхронизации.

Четыре года спустя они сидели на чужом корабле, посреди космического ничто и страдали от спутанных яутских чувств.

Минута утекала за минутой, а ничего не менялось, и Йонге уже начал испытывать раздражение. Вдобавок ему начало казаться, что в кают-компании стало душно.

– Эй, Йонге, тебе не кажется, что тут воняет?

Голос Рудольфа был преисполнен такого же недовольства, какое плавало в мыслях Йонге.

– Может и не воняет, но дышать почти нечем. Я сейчас…

Сайнжа резко повернулся, сталкивая пилота и одновременно хватая его за плечи.

Йонге не успел опомниться, как оказался на коленях Сайнжи. Яут по-прежнему сидел, скрестив ноги, поэтому отважный пилот конкретно провалился и пришвартовался голым задом прямиком на жесткую пятку. Сайнжа обхватил его поперек корпуса. Йонге дернулся, автоматически пробуя высвободиться, и матюгнулся, чувствуя, что пятка не только жесткая, но и шершавая, как чистящий абразив.

– Сайнжа!

– Да он спит, по-моему, – восхищенно сказал Рудольф и постучал по плечу яута.

– Я не сплю, – проворчал яут, почти не разводя челюсти. – Я очищаю сознание от мутных осадков, вызванных вашей извращенной искусственной мозговой связью.

– Мутных осадков?

Йонге ухватился за болтающиеся дредлоки и намотал их на кулак. Потянул он изо всех сил, однако Сайнжа почти не наклонил голову, хотя Йонге и почувствовал, как напрягаются его грудные мышцы.

– Извращенной?

Рудольф присоединился к нему с другой стороны.

– Хватит! – рявкнул Сайнжа и резко тряхнул головой. Разжав объятие, он перехватил напарников за запястья и резко сдавил. Пальцы у Йонге раскрылись сами собой, кисть судорожно выгнулась назад, а затем яут так же быстро убрал обе руки. Йонге непроизвольно схватился за пострадавшее место.

– Ваша связь выглядит как потрепанная веревка, – так же непримиримо продолжил яут. – В лохмотьях, в грязи и страхе. Местами почти разорванная, где-то в вашей крови…

– Так, все, хорош пороть херню, – Йонге воспользовался тем, что его больше не держат и в несколько движений выбрался из “колыбельки”. – На кой хрен я за тобой поперся вообще, слушать нотации. Руди, пошли отсюда.