Ханна Кент - Вкус дыма

– Роуслин, судя по всему, считает, что вас всех придушат во сне.

Маргрьет отрывисто хохотнула.

– Поневоле подумаешь, что Роуслин именно этого бы и хотелось.

– Что ты имеешь в виду?

– Что тогда уж этой трещотке нашлось бы о чем потрещать.

– Маргрьет… – предостерегающе проговорила Ингибьёрг.

– Ах, Инга, оставь. Ты не хуже меня знаешь, что от этой своры ребятишек у нее давно мозги набекрень.

– У младшего круп.

Маргрьет вскинула брови.

– Значит, скоро и остальные с ним слягут. То-то мы наслушаемся, как они вопят ночь напролет.

– И живот у нее изрядно вырос.

Маргрьет ответила не сразу.

– Ты собираешься помогать ей при родах? Знаешь, она уже столько раз рожала, что вполне могла бы и сама справиться.

Ингибьёрг вздохнула.

– Не знаю. У меня дурное предчувствие.

Маргрьет испытующе вгляделась в помрачневшее лицо подруги.

– Ты видела сон? – спросила она.

Ингибьёрг открыла было рот, собираясь что-то сказать, но передумала.

– Уверена, все это чепуха. Да и ну их, эти мрачные разговоры! Расскажи мне про убийцу.

Маргрьет поневоле рассмеялась.

– Ну вот! Ты ничем не лучше Роуслин.

Ингибьёрг улыбнулась.

– И все-таки – какова она на самом деле, эта женщина? Похожа ли на преступницу? Ты ее боишься?

Маргрьет на минуту задумалась.

– Знаешь, она совсем не такая, какой я могла бы представить себе убийцу, – наконец сказала она. – Спит, работает, ест – как и все, правда, молча. Слова от нее дождешься так редко, словно у нее рот зашит. Тот молодой проповедник из Брейдабоулстадура, преподобный Тоути, в последнее время снова стал посещать ее, и я знаю, что с ним-то она говорит, но мне он не рассказывает, что там между ними происходит. Может, и вовсе ничего. – Маргрьет поглядела на луг. – Я частенько гадаю, какие мысли крутятся у нее в голове.

Ингибьёрг проследила за взглядом Маргрьет, и теперь обе женщины смотрели на Агнес, которая истово взмахивала косой среди густой травы – лезвие то и дело ослепительно вспыхивало на солнце.

– Кто знает? – пробормотала Ингибьёрг. – Я содрогаюсь при одной мысли о том, что творится под этими черными волосами.

– Преподобный говорит, что ее матерью была Ингвельдур Рабнсдоттир.

Ингибьёрг помолчала.

– Ингвельдур Рабнсдоттир, – повторила она. – Знала я когда-то одну Ингвельдур. Она была распутницей.

– Из воронова яйца голубка не вылупится, – согласилась Маргрьет. – Как-то странно думать о том, что Агнес – тоже чья-то дочь. Представить не могу, чтобы моим девочкам пришло в голову совершить такой ужасный грех – смертоубийство.

Ингибьёрг кивнула.

– А как поживают твои девочки?

Маргрьет встала и отряхнула юбку от пыли.

– Ты знаешь… – начала она и вновь закашлялась. Ингибьёрг принялась поглаживать ее по спине.

– Ну-ну, осторожней.

– Все в порядке, – сипло буркнула Маргрьет. – Знаешь, Стейне кажется, будто она уже встречалась с этой женщиной.

Ингибьёрг глянула на подругу с любопытством.

– Стейна считает, что именно ее мы повстречали много лет назад на дороге в Гвюдрунастадир.

– Опять Стейна сочиняет?

Маргрьет поморщилась.

– Бог ее знает. Я-то ничего такого не помню. По правде говоря, Стейна меня немного беспокоит. Она улыбается Агнес.

Ингибьёрг рассмеялась:

– Ох, Маргрьет! Может ли такое быть, чтобы улыбка довела до беды?

– Да сплошь и рядом! – отрезала Маргрьет. – Взять хоть ту же Роуслин… Но мало того. Стейна еще и расспрашивает насчет Агнес, а если идет куда, то так и норовит прихватить ее с собой. Да вон посмотри – она и сейчас, когда ворошит траву, идет следом за этой женщиной! – Маргрьет ткнула пальцем в сторону Стейны, которая работала граблями рядом с Агнес. – Ингибьёрг, я не знаю, что и думать, у меня из головы не выходит бедняжка Сигга, и я опасаюсь, как бы со Стейной не приключилось то же самое.

– Сигга? Та, другая служанка из Идлугастадира?

– Что, если Агнес точно так же влияет и на Стейну? Толкает ее на дурную дорожку? Вкладывает ей в голову преступные мысли?

– Ты ведь только что сказала, что Агнес почти все время молчит.

– Со мной – да. Но я не могу отделаться от мысли, что с другими… Да ладно, не обращай внимания.

– А как Лауга? – задумчиво спросила Ингибьёрг.

Маргрьет хихикнула.

– Лауга бесится оттого, что вынуждена жить в одном доме с Агнес. Нам всем это не по нутру, но Лауга не желает даже спать на соседней с ней кровати. Следит за ней, точно ястреб. И бранит Стейну за то, что та прямо липнет к этой убийце.

Ингибьёрг окинула внимательным взглядом младшую дочь Маргрьет, которая усердно укладывала скошенную траву ровными, как ниточка, рядами. Рядом с ее работой следы трудов Стейны смотрелись корявыми, словно детские каракули.

– А что говорит Йоун?

Маргрьет фыркнула.

– А что он может сказать? Стоит мне завести разговор на эту тему, он тут же начинает толковать о своем долге перед Блёндалем. Впрочем, я заметила, что он все время начеку. И просил меня не допускать девочек к Агнес.

– На хуторе это вряд ли можно устроить.

– Именно. Я точно так же могу отделить их от Агнес, как Кристин – отделить сливки от молока.

– Боже милостивый.

– Кристин совершенно бестолковая, – сухо пояснила Маргрьет.

– Тем лучше, что у тебя под рукой имеется еще одна работница, – трезво заметила Ингибьёрг.

И женщины погрузились в дружелюбное молчание.

Прошлой ночью мне снилась казнь. Мне снилось, что я, одна-одинешенька, ползу по снегу к темному пню. Я почти не чувствовала замерзших коленей и рук, но иного выхода у меня не было.

Добравшись до пня, я увидела, что поверхность у него широкая и чрезвычайно гладкая. Я учуяла запах дерева. Не солоноватый, как пахнет плавник, – запах свежего древесного сока, свежепролитой крови дерева. Более сильный, более сладкий.

Во сне я подползла к пню и положила на него голову. Пошел снег, и я подумала: «Такая тишина бывает перед концом». А потом удивилась, откуда здесь взялся пень, дерево, которое росло здесь совсем недавно, – откуда взялось оно там, где деревья не растут вовсе? Слишком тихо, подумала я во сне. Слишком много камней.

А потому я обратилась к этому пню вслух. И сказала: «Я полью тебя кровью, как если бы ты был еще живым». И на этом последнем слове проснулась.

Это сон ужаснул меня. С тех самых пор, как здесь начался сенокос, я погрузилась в некое подобие своей прежней жизни и позабыла, что зла на весь мир. Этот сон напомнил мне о том, что неизбежно произойдет, о том, как стремительно, один за другим, убегают мои дни, и сейчас, бессонно лежа в комнате, полной чужих людей, глазея на прихотливые узоры из сухой травы и дерна, покрывающие потолок, я чувствую, как сердце мое вновь и вновь, раз за разом тяжело проворачивается в груди – до тех пор, пока судорога не скручивает желудок.