Фредрик Бакман - Вторая жизнь Уве

– А кроме того, где это видано, чтобы солдат возвращался со службы в пять дня каждый будний день?

С таким умением шифроваться Уве вряд ли сгодился бы в русские шпионы, прибавила она. Но предположила, что, верно, у него были резоны для такого поведения. А еще ей нравится, как он слушает ее. И нравится его смешить. И этого, подытожила она, вполне довольно.

А потом поинтересовалась, чем бы он мечтал заняться, если бы мог мечтать о чем угодно. И он, не раздумывая, ответил, что хотел бы строить дома. Конструировать. Чертить. Вычислять, как их лучше поставить там, где они встанут. И тут она, вопреки его ожиданию, вдруг перестала смеяться. Но рассердилась.

– Так почему до сих пор не СТРОИШЬ? – потребовала она ответа.

А Уве, понятное дело, не нашелся что ответить.

В понедельник она пришла к нему домой, принеся брошюры с информацией об инженерных курсах. Бабулька, у которой квартировал Уве, совершенно ошалела, когда юная незнакомка уверенной поступью направилась к нему вверх по лестнице. После чего бабулька постучала его по спине и шепнула, что инвестиция в цветочки-то оказалась ого-го какая удачная! С этим Уве не мог не согласиться.

Когда он вошел к себе, она уже сидела на кровати. Уве застыл на пороге, руки в карманах. Увидев его, она засмеялась.

– Тут, что ли? – спросила.

– Ну, это, что ж, можно и тут, – ответил он.

Так и решили.

Она отдала ему брошюры. Учиться предстояло два года, впрочем, Уве не так уж напрасно положил столько сил и трудов на стройку, как казалось ему самому. Да, котелок у него варил не так чтобы очень, в обычном смысле, зато Уве петрил в цифрах и разбирался в домах. Этого хватило с лихвой. Он успешно сдал первый семестр. Потом еще один. И еще один. И наконец устроился в строительную контору, где и проработал треть века. Вкалывал, не болел, платил налоги, возвращал ссуды, жил по чести, по совести. Купил двухэтажный таунхаус в новом поселке на лесной опушке. Она хотела замуж, что ж – он сделал предложение. Хотела детей – родим, согласился Уве. Только жить будем в поселке, чтобы детки росли с другими детьми, порешили они.

И вот сорока лет не прошло, а вокруг дома уж не осталось леса. А только лес домов. И настал день, когда она, лежа на больничной койке, вдруг взяла его за руку и попросила не тревожиться. Сказала, что все будет хорошо. Легко ей говорить, думал Уве, а сердце рвалось из груди от злой тоски. Но она шепнула: «Все будет хорошо, мой милый Уве» и склонила головку ему на руку. А после бережно вложила ему в ладонь указательный пальчик. Потом закрыла глаза и умерла.

Так он и сидел, не выпуская ее пальчика, много, много часов. Пока не пришли врачи: ласковыми словами и мягкими движениями убедили его, что надо вынести тело. Тогда Уве встал со стула, кивнул сам себе и пошел в похоронное бюро оформлять документы. В воскресенье ее похоронили. В понедельник Уве вышел на работу.

Но спроси его кто угодно, Уве ответил бы как на духу: у него не было жизни до нее. И после нее – тоже нет.

Дежурный за плексигласом: хомячьи щеки, зализанные вихры. Да руки сплошь в татуировках. Будто одной прически мало. Мало ему, что на голову точно опрокинули бутыль с подсолнечным маслом. Нет, нужна еще эта пачкотня на теле, думает Уве. И ладно бы рисунки были. А то и не рисунки, а так – разводы какие-то. Где это видано, чтобы взрослый мужик в здравом уме по собственной воле ходил с голыми руками, на которые словно пиджак линялый накинули?

– Турникет твой не работает, – сообщает ему Уве.

– Правда? – спрашивает дежурный.

– Что «правда»?

– Правда, что не работает?

– Конечно, я ж говорю!

Дежурный за плексигласом смотрит с каким-то сомнением.

– А может, с вашей карточкой что-то не так? Может, грязь на магнитную ленту попала?

Уве одаривает дежурного таким взглядом, будто тот только что назвал Уве импотентом. Дежурный за плексигласом замолкает.

– Какая грязь? Нет у меня никакой грязи на ленте, понятно?! – тычет пальцем в стекло Уве.

Дежурный за плексигласом кивает. Но, спохватившись, мотает головой. Пытается растолковать Уве, что «вообще-то турникет весь день работал безотказно». Уве отметает его отговорку как совершенно неуместную, поскольку очевидно, что если турникет и работал, то теперь явно вышел из строя. Тогда дежурный за плексигласом предлагает купить билет за наличные. Ага, разбежался, отвечает ему Уве. Воцаряется напряженная тишина.

Наконец дежурный за плексигласом просит просунуть ему в окошко карточку – «для проверки». Уве делает такие глаза, будто встретился с дежурным в темном переулочке и тот попросил его снять часы – «для проверки».

– Смотри, чтоб без фокусов, – предупреждает Уве, недоверчиво просовывая карту в окошко.

Дежурный за плексигласом, взяв карту, бесцеремонно вытирает ее о штаны. Но Уве не лыком шит. Небось читали мы в газетах про всякие ваши фокусы.

– Ты чё там ХИМИЧИШЬ? – кричит Уве, барабаня по стеклу.

– Попробуйте теперь, – говорит дежурный.

На лице у Уве написан ответ: хватит попусту переводить мое время. Ежу ведь понятно: если карта не работала полминуты назад, то не заработает и сейчас. Уве высказывает это соображение вслух.

– Ну пожалуйста, – просит дежурный за плексигласом.

Уве демонстративно вздыхает. Не отводя глаз от плексигласа, прокатывает карту. Та срабатывает.

– Ну! – лыбится дежурный за плексигласом.

Уве таращится на карту как на предателя и сует обратно в бумажник.

– Удачного дня! – энергично желает ему дежурный из-за плексигласа.

– Это мы еще поглядим, – ворчит Уве.

Все последние двадцать лет кто только не норовил попрекнуть Уве, что тот не пользуется пластиковыми картами. Он же считал, что живые деньги надежней, как-то обходилось ими человечество тыщи лет, и ничего. Ну не доверяет Уве банкирам и ихней электронике.

А жена – та, понятное дело, тут же, наперекор ему, стала клянчить себе такую карточку, как ни предостерегал ее Уве. Когда жена умерла, банк просто прислал ему новую карту, переделанную на его имя и привязанную к ее счету. На эту карту он покупал цветы, которые носил на могилку, и вот теперь, спустя полгода, на счете оставалось 136 крон 54 эре. И Уве прекрасно известно, что, ежели умереть вот так, не потратив эти кроны, их непременно прикарманит какой-нибудь олигарх.

Вот почему Уве не удивлен, что как только он захотел использовать эту долбаную карту, она тотчас отказала. А сунься с ней в магазин, там такую комиссию сдерут! Значит, Уве с самого начала был прав. Вот так и скажет жене, как только встретит ее вновь, пусть так и знает.