Венди Моугел - Уроки голоса для родителей. Как превратить ваши природные «вокальные» данные в эффективный инструмент воспитания

Wendy Mogel

VOICE LESSONS FOR PARENTS

What to Say, How to Say It, and When to Listen

© Wendy Mogel, 2018

© Раскова Д. С., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2019

КоЛибри®

В 1970-х, когда я училась на психологическом факультете, за истину в последней инстанции выдавались страшные выдумки: шизофрения развивается из-за «шизофреногенных» матерей (склонных к гиперопеке при неумении проявлять любовь и ласку); аутизм – из-за «матерей-холодильников»; мужская гомосексуальность – из-за слабых отцов, которые не в силах контролировать своих деспотичных жен. В эту эпоху женское движение боролось за то, чтобы искоренить представление о биологии как о факторе, предопределяющем судьбу. Девочки и мальчики приходят в мир равными. И значение имеет только воспитание. Дайте девочкам строительные кубики, а мальчикам куклы – и различия между ними сотрутся. Имея в основе исключительно благие намерения, этот подход, защищающий права женщин и допускающий возможность их роста наряду с безграничными перспективами, был слишком узким и не выдерживал научной критики.

Но при этом именно в 1970-е годы увидели свет некоторые исследования, остающиеся актуальными по сей день. Одним из них стала теория психологической андрогинии, разработанная социальным психологом Сандрой Бем. Ее исследование выявило, что девочки, проявляющие некоторые черты характера, которые традиционно считаются «мужскими», так же как и мальчики, демонстрирующие некоторые «женские» черты, более здоровы психологически по сравнению с детьми, чьи взгляды и поведение ограничены жесткими гендерными рамками. Бем обнаружила, что в самом узком смысле ограничение гендерных ролей негативно сказывается на индивидах и на обществе в целом.

Бем стояла у истоков движения от безоговорочных бинарных определений гендерных ролей в сторону более гибкого понимания богатого и постоянно меняющегося спектра гендерных характеристик каждого конкретного человека. В конце 1980-х годов один случай помог мне углубить представление об этой проблеме. Родители мальчика Эша четырех с половиной лет обратились ко мне по поводу поведения своего сына, которое искренне их озадачивало. Мама рассказывала: «Как минимум раз в день Эш склоняет голову набок и смотрит вверх с озабоченным выражением лица. Затем он поднимает руки, сгибает их в локтях, сжимает кулачки, после чего срывается с места и на цыпочках бежит через комнату. Когда я однажды спросила его, почему он это делает, малыш деловито ответил мне: “Мам, когда Золушка видит, что часы скоро пробьют полночь, она подбирает юбки бального платья и на всех парах мчится к карете-тыкве”. Доктор Моугел, мы беспокоимся, что у нашего сына расстройство половой идентификации».

В то время «РПИ» считалось психическим расстройством и было у всех на слуху. Для того чтобы поставить правильный диагноз и назначить лечение, я проконсультировалась с двумя старшими коллегами-психиатрами, которые специализировались на работе с подобным «расстройством». Один придерживался философии жестких рамок, которую разделяли и сторонники репаративной терапии: «Скажите родителям, чтобы немедленно выкинули из комнаты сына все куклы и женские костюмы, не позволяли ему играть с девочками, и пусть папа начинает заниматься с ребенком спортом каждый день. Нужно также записать парня хотя бы в одну секцию, пусть играет в команде для юниоров».

Второй коллега сказал: «Передайте родителям, чтобы оставили ребенка в покое. Пусть поощряют его воображение и даже присоединяются к игре. Мама может, например, спросить: “А в карете-тыкве на сиденьях есть подушечки? Или они скорее похожи на скамейки?”»

На приеме я сказала родителям Эша, чтобы они не беспокоились о его поведении и не строили прогнозов на будущее. «Все, что мы сейчас знаем, – это что иногда… он считает себя Золушкой. И мы его за это любим. То, что вы уважаете его творческое отношение к миру и самовыражение, жизненно важно для его роста и развития».

В 1990-х годах в нейробиологии появились продвинутые технологические инструменты, которые дали возможность получать поток данных о гендерных различиях на уровне когнитивного, эмоционального и психологического развития; о сенсорном восприятии, например слухе и зрении; об анатомии и архитектуре мозга; о влиянии гормонов на эмоции человека и о других факторах, очень тонких, но важных при общении с детьми и подростками. В настоящее время не существует солидного корпуса исследований по поводу того, как устроен мозг трансгендерных людей: так же как у людей того пола, представителями которого они себя ощущают, или как у людей пола, приписанного им при рождении. Но такая работа уже ведется [1] Russo Francine . Is There Something Unique About the Transgender Brain? // Scientific American, January 1, 2016. URL: https://www.scientificamerican.com/article/is-there-something-unique-about-the-transgender-brain/ . Сегодня большинство специалистов в области психиатрии, а также представители молодого поколения психиатров понимают, что гендерная идентичность – скорее континуум, чем бинарная категория, и что опыт каждого в отношении того, кем они себя ощущают, как хотят одеваться и какое имя предпочитают носить, не попадает под заданные или прочно установленные категории.

Точно так же, как постоянно меняются и модифицируются современные технологии и социальные медиа, родители должны всю жизнь учиться, чтобы создавать и успешно внедрять в общение со своими детьми разумные правила, способные их защитить в современном мире. То же самое справедливо и в вопросах понимания гендерного самовыражения ребенка.

Читая главы этой книги о мальчиках и девочках вместе с утверждениями о желательном отношении и поведении матерей и отцов, пожалуйста, не забывайте брать отсылки к гендерным различиям в кавычки. То же самое имейте в виду в случае, если вы одинокий родитель или принадлежите к одной из новых форм семейной организации, которые сейчас существуют параллельно с более традиционными формами нуклеарной семьи [2] Нуклеарная семья – «основная» семья; семья, состоящая из супружеской четы с детьми или без детей или одного из родителей со своими детьми, не состоящими в браке. – Здесь и далее, если не указано иное, прим. перев. .