Дима Зицер - Свобода от воспитания

Далее возникают различные поведенческие кризисы, поскольку в тот момент, когда человеку запрещают действовать в соответствии с потребностями его личности, он пытается изобретать поведение. И это является началом самообмана, приводящего нас к взрослой жизни, в которой человек не знает, чего он хочет.

Какими могут быть детские ответы, в том числе со стороны тела, на ярость взрослого?

Самый простой и наиболее знакомый читателям ответ – то, что на театральном языке называется зажимом. Человек застывает, почти в прямом смысле превращается в одеревеневшего мальчика или девочку, тело входит в ступор. Язык прилипает к нёбу, и вовсе не фигурально выражаясь. Драгунский в рассказе «Что я люблю… и чего не люблю!» от лица мальчика Дениски пишет: «Не люблю ходить в новом костюме – я в нем как деревянный». Слишком жесткие и искусственные рамки поведения – это тот самый социальный костюм, в котором человеку безумно некомфортно.

А поскольку взрослому становится стыдно за свою неадекватную реакцию, он пытается выпутаться из этой ситуации и продолжает донимать ребенка: «Почему ты мне не отвечаешь?», «Скажи что-нибудь!» и т. д. Так первоначальное раздражение влечет за собой целую цепочку – и давление усиливается. С одной стороны, ребенок чувствует, что должен дать какой-то ответ, потому что он привык считать реакцию взрослых адекватной. А с другой – ну какой ответ можно дать на вопрос, почему ты пел за обедом? Или человек должен попросить прощения за то, что он вел себя в соответствии со своими ощущениями? На протяжении многих лет имея дело с детьми, я видел немало симптомов, которые, впрочем, могли наблюдать все: невроз – это обкусанные губы и ногти, пятна на лице, искаженные черты, нарушение мимики, скрюченные пальцы, навязчивые действия. Откуда происходят эти симптомы, легко вспомнить: когда нам неудобно, мы сжимаем кулаки, пальцы на ногах, закусываем губу. И чем больше этого – тем сильнее подобные проявления входят в привычку. И конца у этого пути нет.

Можно ли сказать, что крайняя точка этого пути – самоубийство?

Сильный и страшный вопрос. Я совсем не хочу пугать читателей. К счастью, обычно отношения, о которых идет речь, выливаются «всего лишь» в невроз, который далее дети «гордо несут» через всю жизнь, даря его следующим поколениям.

В то же время, как мы наблюдаем, количество подростковых самоубийств постоянно увеличивается. И думаю, можно понять почему. Человек оказывается в эпицентре ужасающего конфликта. Скажем, с одной стороны, девочка лет 13 живет, насколько это возможно, в атмосфере относительной внутренней свободы, к тому же в эпоху Интернета и социальных сетей, то есть в открытом мире. А с другой стороны, ей говорят, что, как и кому она должна, унижают, лишают права на саму себя. Часто это делается в форме, которую просто невозможно принять. И выдержать нереально… Старые модели противостоят современной свободе, и чем дальше – тем жестче. Чем более открытым является мир, тем он непонятнее для ретроградов, тем труднее им его принять. И тем сильнее становится их давление.

И действительно, тонкие натуры чувствуют и переживают этот конфликт очень остро. Значит ли это, что все они стремятся покинуть наш мир, в прямом смысле слова выбросившись из окна? Нет, не значит. Должно совпасть множество разных факторов, включая психические особенности личности. Но знать и помнить об этой пугающей тенденции просто необходимо.

Вы считаете, что чувство вины только мешает взрослому избавиться от ярости?

Да, потому что в современном российском обществе существует так называемый общественный диктат: взрослый всегда прав, и если он совершил гадкий поступок – а мы прекрасно знаем, когда это делаем, – ему нужно перейти в точку, в которой он окажется прав. Поэтому если я просто так кричу на ребенка: «Не бегай!» и через секунду понимаю, что сказал глупость, из-за диктата социума мне нужно произнести еще какую-нибудь глупость наподобие: «Ты сейчас упадешь!», «Сломаешь ногу, и мне придется с тобой возиться», «Что обо мне подумают?», «Что подумают о тебе?», «Ты собьешь с ног бабушку!» А дальше раздражение растет, как снежный ком: чем мне хуже (а человеку, очевидно, плохо, когда он нервничает и кричит) – тем больше я завожусь и остановиться все сложнее. В процесс вступает тело, включается огромное количество накопленных за жизнь телесных реакций: сжимаются руки, искажается выражение лица, в горле пересыхает и т. д. То есть чувство вины не помогает. Размышление о том, что произошло, станет отличным инструментом впоследствии, но когда человек находится внутри ситуации, выйти из нее таким образом очень тяжело.

Часто раздражение, возникающее в отношении ребенка, связано с чувством стыда и зависимостью от чужого мнения. Как избавиться от этого?

В рамках того, о чем мы говорим, не надо от него избавляться, необходимо понять, что это значит. Вполне возможно, что, произнося громкое слово «стыд», мы имеем в виду не одно и то же. На физическом уровне может оказаться, что вы подразумеваете, например, горящие щеки, а я – ватные ноги. Поэтому в первую очередь следует обратить внимание на собственные ощущения. Сделав это, мы с удивлением обнаружим, что никакого чувства стыда нет. Это слово-символ, о котором люди договорились и которое давит на нас само по себе. А что я в реальности испытываю в данный момент – абсолютно неочевидно. Так что я бы сказал, что нужно не избавляться – нужно проживать. Это не значит, что таким образом можно лишиться совести. Но если оказывать на себя давление с помощью слов «стыд», «подлость», «ненормальность», то соблазн впасть в фатализм и, прикрываясь этими понятиями, легитимировать несправедливое отношение к ребенку будет слишком велик.

Если человек не смог справиться с собой и накричал на ребенка, стоит ли обсуждать с ним причины, почему это произошло? Или лучше просто извиниться и продолжить работу над собой?

Я абсолютно уверен, что извиняться надо и что лучше не грузить ребенка своими проблемами, которые не имеют к нему отношения, а серьезно заняться собой, собственными реакциями, в том числе телесными, научиться их отслеживать – и в тот момент, когда у тебя, скажем, сдавило горло, пойти выпить стакан воды. Организм моментально перестраивается, и тебе уже не захочется ни на кого кричать. Еще раз отмечу этот принципиально важный момент: действия другого человека не имеют отношения к моему телу, ребенок, размазывающий кашу по тарелке, – всего лишь один из миллиона раздражителей, на которые я реагирую, соответственно, заботиться об этом должен я, а вовсе не он. Конечно, иногда бывает настолько стыдно, что хочется объяснить, почему я так себя веду, и это, естественно, лучше, чем продолжать кричать. Однако все же имеет смысл изначально воздержаться.