Джордж Мартин - Грезы Февра (сборник)

– Может быть, нам лучше пристать к берегу, – предложил Марш. – Тут, куда ни кинь взгляд, сплошные плантации.

Джошуа сидел с закрытыми глазами. Когда Марш заговорил, он открыл их.

– Нет, мы еще слишком близко. Нужно уйти от них как можно дальше. Билли может пойти за нами берегом и, когда стемнеет… – Он замолчал, не договорив.

Эбнер Марш тяжело простонал и снова взялся за весла. Джошуа закрыл глаза и еще глубже нахлобучил на голову свою белую широкополую шляпу.

Более часа плыли они по реке в полном молчании, прерываемом всплесками воды и случайным чириканьем какой-нибудь птахи. На веслах сидели Тоби Лэньярд и Эбнер Марш, в то время как Джошуа Йорк и Валерия лежали, прижавшись друг к другу, словно спали. Карл Фрамм распластался под одеялом. Солнце стояло высоко в небе. День был холодный и ветреный, но ясный. Марш испытывал благодарность к плантаторам, по воле которых вдоль берегов дымились огромные кучи отходов сахарного тростника, поскольку серый дым, окутавший реку, служил людям ночи единственной защитой от прямых лучей солнца.

Один раз Валерия, как от страшной боли, вскрикнула. Джошуа приоткрыл глаза и склонился над ней. Он начал гладить ее длинные черные волосы и что-то нашептывать. Валерия всплакнула.

– Я думала, что ты он, Джошуа, – сказала она. – Бледный король. Я думала, что ты пришел, чтобы все изменить, чтобы отвести нас назад. – Когда Валерия заговорила, тело ее задрожало. – Город, мне рассказывал о нем отец. Он существует где-нибудь, Джошуа? Темный город?

– Тихо, – ответил Джошуа Йорк. – Лежи тихо. Ты теряешь силы.

– Но он существует? Я думала, что ты отведешь нас домой, дорогой Джошуа. Я мечтала об этом. Мечтала. Я так устала от всего. Я думала, ты пришел, чтобы спасти нас.

– Успокойся, – попросил ее Джошуа. Он попытался придать своему голосу силы, но он прозвучал печально и устало.

– Бледный король, – прошептала Валерия, – приди и спаси нас. Я думала, ты пришел, чтобы спасти нас.

Джошуа Йорк легко коснулся губами ее опухших, покрытых пузырями губ.

– Так оно и было, – горько произнес он. Потом прижал к ее губам пальцы, чтобы не позволить больше говорить, и опять закрыл глаза.

Эбнер Марш продолжал грести. Река несла их вперед, солнце стояло над головой, и ветер разносил над водой дым и пепел. В глаз ему попала зола, Марш выругался и принялся тереть его. Он тер до тех пор, пока не прекратилось слезотечение. Глаз покраснел и опух. К этому времени от боли капитан уже не чувствовал тела.

Через два часа плавания по реке Джошуа заговорил, не открывая глаз. Голос его был слабым и хриплым от боли.

– Он безумец, ты знаешь. Он прикладывался ко мне ночь за ночью. Бледный король, да, я тоже так думал. Думал, что я это он… но Джулиан все время покорял меня, и я подчинился. Его глаза, Эбнер. Ты видел его глаза. В них тьма, такая тьма. И старость. Я думал, что он злобен, силен и умен. Но я узнал, что все не так. Джулиан не таков… Эбнер, он сумасшедший, он в самом деле сумасшедший. Когда-то он действительно был таким, каким показался мне, но сейчас… он пребывает как будто во сне. Иногда он на короткое время пробуждается, и тогда начинаешь чувствовать, каким он был когда-то. Ты видел, Эбнер. В ту ночь за ужином. Ты видел, как встрепенулся, как пробудился Джулиан. Но большую часть времени… Его не интересуют ни корабль, ни река, ни люди, ни события вокруг него. «Грезами Февра» управляет Мрачный Билли, он составляет планы по обеспечению безопасности моего народа. Джулиан редко отдает приказы, но те, которые он отдает, порой спорны и глупы. Он не читает и не принимает участия в беседах, он не играет в шахматы. Ест он без аппетита. Мне даже кажется, что он не ощущает вкуса пищи. Оказавшись на «Грезах Февра», он словно погрузился в какой-то темный сон. Большую часть времени он проводит у себя в каюте, в темноте и одиночестве. И пароход, преследовавший нас, заметил не Джулиан, а Мрачный Билли.

Сначала я думал, что Джулиан воплощение зла, темный король, ведущий свой народ к гибели, но, понаблюдав за ним, понял, что он сам уже ничего не стоит, он бесплоден и пуст. Он упивается жизнями твоего народа, потому что в нем самом этой жизни уже нет. У него даже нет собственного имени. Когда-то меня интересовал вопрос, о чем он думает все эти дни и ночи, пребывая в темноте и одиночестве. Но теперь я точно знаю, что он не думает вообще. Хотя, нет, возможно, я и ошибаюсь. Он думает о смерти, о конце. Он пребывает в этой черной пустоте каюты, как если бы это была могила, и оживает только при запахе крови. А поступки, которые он совершает… они опрометчивы. Он ищет погибели и разоблачения. Как мне кажется, Джулиан страшно хочет конца, отдохновения. Он так стар. Каким беспредельно усталым должен он ощущать себя.

– Он предлагал мне сделку, – сказал Эбнер Марш. Не прекращая своего изнурительного труда, Марш пересказал Йорку содержание своей беседы с Деймоном Джулианом.

– Это только полуправда, Эбнер, – заметил Джошуа, когда Марш закончил. – Да, он хотел склонить тебя на свою сторону, подчинив себе, как подчинил меня. Но это не все. На словах ты мог бы согласиться, но только на словах. Ты мог бы лгать ему, а сам дожидаться удобной возможности, чтобы попытаться расправиться с ним. Думаю, Джулиан это знал. Доставив тебя на борт, он играл со смертью.

Марш фыркнул:

– Если бы он хотел умереть, мог бы постараться получше.

Джошуа открыл глаза. Они стали маленькими и бесцветными.

– Чувство близкой опасности пробуждает его. Вернее, зверя в нем… Зверь этот старый, безумный и беспредельно усталый, но когда он пробуждается, то отчаянно борется за жизнь… Он очень силен, Эбнер. И очень стар. – Джошуа слабо рассмеялся, горьким смехом без тени веселья. – После той ночи… после этого все пошло не так… Я снова и снова спрашиваю себя, как могло это случиться. Джулиан выпил целый стакан моего… моего зелья… этого было достаточно для того, чтобы утолить красную жажду, должно было хватить… Я ничего не понимал… раньше это действовало безотказно, всегда, но только не с Джулианом, только не с ним. Сначала я подумал, что все дело в его силе, его могуществе, заключенном в нем зле. Тогда… тогда однажды ночью он увидел в моих глазах вопрос, он засмеялся и сказал мне. Эбнер, ты помнишь… когда я рассказывал тебе свою историю жизни, когда я был очень юн, я не знал красной жажды. Ты помнишь?

– Да.

Джошуа слабо кивнул. Кожа туго обтягивала его лицо. Она выглядела красной, раздраженной.

– Джулиан стар, Эбнер, стар. Жажда… Он не испытывал жажды много лет… сотни, тысячи… лет… поэтому питье… не возымело действия. Я и не догадывался об этом. Никто из нас не знал этого. Жажда со временем проходит… и он не испытывал ее… но продолжал алкать, потому что ему так хотелось, помнишь, что он сказал в ту ночь? Потому что в мире этом есть сила и слабость, хозяева и рабы. Иногда мне кажется, что его человеческий облик – это пустая личина, маска… а сам он – старый зверь, который от старости уже утратил вкус к пище, но тем не менее продолжает охотиться, потому что это все, что он помнит, потому что он всего лишь зверь. В легендах вашего народа, Эбнер, в ваших историях о вампирах… говорится о живых мертвецах, нежити, как вы окрестили нас. Так вот, Джулиан, как я думаю, полностью соответствует вашим определениям. Он даже жажду утратил. Он – нежить. Холодный и пустой, неживой.