Джей Кристофф - Империя вампиров

– Меня зовут Талон де Монфор, я серафим охоты, – с резким элидэнским акцентом представился худой. – Ты станешь ненавидеть меня сильнее шлюхи, что исторгла тебя из своего чрева, и сильнее дьявола, поместившего тебя туда.

Я пораженно глянул на своего наставника, затем на Халида. Талон был серафимом охоты, вторым по чину угодником в Ордене, но отзываться в таком тоне о моей мама я бы этой сволочи не позволил.

– Моя мать не бы…

Хрясь ! Трость Талона ударила мне по ногам.

– Ай!

– Во время испытания ты будешь говорить, когда к тебе обратятся. Понятно?

– Oui , – выдавил я, растирая бедро.

Хрясь !

– Что – oui , ты, неженка и скотоложец, любитель свинок?

– O-oui , серафим Талон, – задыхаясь, ответил я.

– Замечательно. – Худой глянул на Серорука, на прочих люминариев. – Можете занять свои места на трибунах, мои братья и сестры во Спасителе. Сегодня стужа, но мы быстро управимся. К концу часа либо завершим испытание, либо справим похороны.

Тут я слега побледнел, но мой наставник лишь похлопал меня по плечу:

– Не бойся. Внимай гимну, Львенок.

Вместе с Халидом и Шарлоттой Серорук двинулся к трибунам. Аргайл помог архивисту Адамо: опершись о железную руку кузнеца, старик медленно шаркал прочь со звезды. Шепчущий ветер бросал мне в лицо волосы; сестра Ифе осталась стоять рядом с серафимом, держа в руках деревянный ларец. Тощий угодник взирал на меня, словно филин, приглядывающийся к особенно сочной мышке, а я смотрел на трость у него в руке, как на готовую укусить гадюку.

– Что ты знаешь о зачавшем тебя холоднокровке, сопляк? – спросил Талон.

Вопрос застал меня врасплох. Во-первых, я не знал, что ответить. Во-вторых, от мысли о матери меня охватило негодование. Все эти годы она предупреждала меня о голоде, но ни словом не обмолвилась о том, кто я такой. Должно быть, стыдилась своего греха. Но ведь могла же как-то намекнуть…

– Ничего, серафим.

Хрясь !

– Ай!

– Говори, баловник неотесанный!

Я взглянул на каменные лица на трибунах и произнес громче:

– Ничего, серафим!

Талон кивнул.

– Ладно. Задавать следующий вопрос у меня желания не больше, чем у земли – носить тебя, но ты хоть что-нибудь понимаешь в божественных тайнах химии?

Сердце забилось чаще. У меня в деревне химия считалась темным ремеслом, поминать о котором решались только шепотом. Мама однажды сказала, что это нечто среднее между алхимией, ведовством и безумием. Не желая рисковать, я мотнул головой.

Талон вздохнул.

– Ну так позволь расширить твой так называемый кругозор, ты, членоголовый жоповлаз. Враги, с которыми тебе предстоит столкнуться на охоте, – самые смертоносные твари под Божьим небом. Холоднокровки, феи, неупокоенные, закатные плясуны, падшие… Однако Вседержитель не оставил тебя безоружным в этой бесконечной ночи. Мы научим тебя создавать нужные инструменты. Черный порошок игнис: одна искра – и он взрывается, обрушивая на чудовищ ярость неба. Серебряный щелок жжет плоть врагов. «Кронощит», «Благосерд», «Мертводух», «Терновник». – Из внутреннего кармана пальто Талон достал фиал с багряным порошком. – И, наконец, величайший дар из всех.

У меня пересохло во рту. Это был тот самый порошок, который Серорук и де Косте курили по пути сюда, на привалах у обочин Падубового тракта. От его дыма глаза у них наливались кровью.

– Что это, серафим?

– Это, ссанина ты безмозглая, санктус. Химическая вытяжка из того, что течет в жилах наших врагов. С ее помощью мы ослабляем жажду, унаследованную от чудовищ, которые нас зачали, и высвобождаем Господние дары, дабы сподручнее было отправить врагов назад в преисподнюю.

– То есть это…

Он кивнул.

– Кровь вампиров.

– В рот меня… – выдохнул я.

– Заветы называют содомию смертным грехом, так что это не ко мне. – Талон коротко улыбнулся. – Хотя ты хорошенький, де Леон, и твое предложение льстит.

Я хихикнул, приняв ответ за остроту.

Хрясь !

– Ай!

– Санктус – священный дар святой Мишон. Величайшее оружие бледнокровки против бесконечной ночи и нашей проклятой природы. Сегодня ты начнешь овладевать им и своими дарами. Первый шаг, целочка ты рваная, – это определить, к какому из четырех кланов принадлежал бессмертный хер твоего папаши. Но прежде, чем мы начнем… – Он раскрутил трость на пальцах и нахмурился. – Ты должен дать мне на это разрешение.

Я сглотнул, растирая ногу.

– Разрешение, серафим?

– Бледнокровкам запрещено использовать свои дары друг на друге без согласия под страхом наказания плетью. Мы братья по оружию, де Леон, нас роднят и цель, и кровь, и мы должны доверять друг другу как никому другому. Итак, ты согласен?

Я в нерешительно взглянул на сестру Ифе.

– А что будет, если нет?

Хрясь !

– Ай!

– Так. Ты. Согласен?

– Согласен!

Талон кивнул, прищуриваясь, я же ощутил очень странное чувство, словно кто-то легонько провел пальцами мне по черепу. Словно кто-то зашептал у меня в голове. Я поморщился, будто в глаза мне ударил луч света.

– Что… ч-что вы творите?

– У вампиров есть общие способности, которые наследуют все бледнокровки, но есть и уникальные, свойственные отдельным кланам. – Талон указал на один из гербов на стене: белый ворон в золотом венце. – Железносерды, вампиры крови Восс. Их плоть – как сталь, бывает неуязвима для серебра. Старейшины клана выдерживают и яростное пламя, но куда большее опасение вызывает их умение читать мысли слабых людей.

Мне стало ясно, откуда это странное чувство: серафим, сука, залез ко мне в голову, стал тенью в моем сознании. Внезапно он отпустил меня.

– Учись лучше закрывать разум, идиот ты мой слюнявый, – предупредил Талон. – А не то вампиры Восс распотрошат твою никчемную башку.

Я зажмурился и тряхнул головой, сообразив, что Талон унаследовал дары Железносердов. Кем тогда был мой отец? Чем же особенным наградила меня его окаянная кровь? Я немного пал духом от мысли, что серафим так запросто влез ко мне голову, но вместе с этим трепетал в предвкушении, когда же раскроется мой дар.

Серафим тем временем указал на другой герб с шитьем в виде двух черных волков и двух узорчатых красных кругов – лун Ланис и Ланэ.

– Клан Честейн, Пастыри. Этим холоднокровкам подвластны животные. Честейны видят их глазами, управляют зверями, как марионетками. Старейшины клана даже умеют принимать облик облюбовавших мрак созданий: летучих мышей, кошек, волков. Когда охотишься на Честейна, сопляк, зверям доверия нет, ибо те из них, что зрячи во тьме, – во власти вампиров.

Серафим кивнул в сторону третьего герба: щит в форме сердца, который омывает волна прекрасных роз и змей.

– Клан Илон, Шептуны. Эти – опаснее мешка сифилитических змей. Сломить волю слабого умеет любой вампир, но Илоны играют чувствами: подогревают гнев, усиливают страх, воспламеняют страсть. А если охотник не может положиться на собственное сердце, на что ему опереться тогда?