Андрей Белянин - Сотник и басурманский царь

– Надо будет присмотреть за этими двумя голубками. Они могут быть очень полезны…

Воевода басурманский в это время вокруг казака кружит, ятаганом машет, грозит всячески, словами обидными бросается, всё надеется противника из равновесия вывести. Да только сотник на болтовню не ведётся, шашкой сплеча рубит, вензеля в воздухе крутит так, словно не одна шашка у него в руках, а сразу десять! К ним уже никто и подступиться не решается, понимают люди, какие два воина сошлись в поединке…

– Живучий, шайтан! Кто тебя учил так драться? Императорская академия, фехтовальный класс месье Жана де Маре? Или испанская школа Педро Родригеса Хуана де Сааведра? Или владение мечом в стиле бусидо великого Суси…

– Дедушка учил. Ты только не нервничай. Вона уже и пена пошла…

Зарычал воевода по-тигриному, зафыркал по-львиному, на одну ногу встал, другой за ухом почесал, а сам рожи корчит, чисто обезьяна в него вселилась.

– А вот такому он тебя учил? А вот так, вот так, вот так?! Умри-и-и!

– Делать мне больше нечего, – казак вздыхает, с лёгкостью от всех ударов уходя. Выбрал момент, запястье вывернул, кистевым ударом снизу махнул и выбил ятаган иранский из рук противника. У воеводы аж глаза круглыми стали по два царских пятака! А сотник ему подножку поставил, на колено опустил, да и приложил грозную шашку к горлу. Всё, стопорись, отвоевался, басурманское отродье…

– Чего ты ждёшь, казак? – воевода прохрипел, давя на жалость. – Убей меня!

– А ты куда-то торопишься?

– Убей меня, я опозорен навек! Мне теперь только в монастырь и дорога…

– Я могу ближайший подсказать, – кивнул сотник. – Недалеко отсюда, тюрьма называется.

Понял воевода, что ни победить, ни обхитрить казака не удастся, и совсем голову повесил. А тут из кучки пленниц одна женщина вырвалась да по берегу бежит, кричит что есть мочи:

– Андрей! Ми-лый! Род-но-ой!

– Ты погоди тут. Никуда не уходи, – сотник воеводу попросил, шашку в ножны бросил и жене любимой навстречу кинулся.

Стоит воевода на коленях, ждёт, дураком себя чувствует…

За пленницей два басурманских воина сорвались было, однако, видя, кто им наперерез пошёл, свернули вовремя и обратно к своим ещё быстрей припустили.

– Родной мой… живой…

– Настя! – Сотник жену к груди прижал, в глаза её синие наглядеться не может.

Она тоже его по лицу гладит, слова ласковые шепчет, у самой слёзы по щекам, уж до того сцена-то душещипательная. Казак глаза опустил и видит на шее у жены медальон незнакомый, красивый, с камнем зелёным. Удивиться не успел, как взлетела вверх рука тонкая, и вонзилась ему сзади в шею стальная иголка волшебная. Словно подрубленное дерево, упал он навзничь, ни мёртвый ни живой, чародейством чёрным в полон захваченный…

А жена его Настасья выпрямилась, ногой мужа родного пнула, головой встряхнула эдак, словно кобыла гривой, и прежний лик обрела.

– Спи, милый…

Ну вы уж, поди, сами поняли, кто это был. А кто не понял, подскажу: это злая ведьма на себя личину жены сотниковой примерила. Да так громко хохотнула в небо коварная Агата Саломейская, очень уж собою довольная, и к воеводе обернулась с ехидцею:

– Теперь ты дважды мой должник. Что скажешь, великий, блин, воин?!

Молчит воевода, свой позор пережёвывает. Встал, ятаган поднял, себе за пояс сунул, к казачьей шашке руку протянул…

– Бери, – ведьма разрешила. – Но этот казак моя добыча! Эй, Наум да Хряк! А ну, быстро ко мне! Где вас нечистая носит, остолопы?!

Взял воевода шашку сотника, посмотрел, задумался. Потом рукой махнул своим, кивнули басурмане, толчками и пинками погнали связанных пленных вдоль реки. Кавказского юношу с собой взяли, решили не убивать пока, урезать частично и на невольничьем рынке продать, молодые и красивые евнухи на Востоке всегда в цене, да?

А воевода, прежде чем уйти, взял шашку двумя руками и об колено переломил! Обломки в реку выбросил, чтоб и памяти о его поражении в бою не осталось…

– Наум! Хряк! Третий раз повторять не буду!

В один миг, как из-под земли, вылетели два чёрта, толстый и тонкий. Глаза горят обожанием, морды подобострастные, улыбка вполлица, и аж ножонками сучат от усердия.

– И не надо, мы уже тут!

– Чего изволите, мадам?

– Вас изволю…

– Э-э, в каком смысле? – осторожно переглянулись черти.

Ведьма прикрыла ладонью глаза и выпустила пар из ноздрей, достали-и…

– Мы сразу тут были, – поспешил объясниться Наум. – Просто под ногами путаться не хотели!

– Ну, чтоб не мешать вашей злобности, – в такт поддакнул Хряк. – А так стояли и буквально любовались, как эффектно вы этого станичника уложили. У вас редкий талант перевоплощения, мадам! Не хотели бы попробовать себя на театральной сцене?

– Возможно, – на миг отвлеклась Агата, но быстро вернула себе нить разговора. – Вот что, возьмите этого казака…

– Вот этого? У-у, нехорошая морда… – Наум храбро пнул сотника по сапогу.

– Осторожно, он ещё живой.

– Живой?! – ахнул тощий чёрт и с большей осторожностью вытер сапог сотника краем своей рубахи.

– Повторяю. Взяли вот этого казака и отнесли на кладбище…

– Будет исполнено, мадам! – дружно гаркнули Наум и Хряк, с неумеренной энергией берясь за дело.

Да только тяжеловат оказался сотник. Уж они его и так и сяк, и за ноги в разные стороны тянут, и на голову ставят, направо-налево роняют, по земле волокут, об кочки стукают, сами через него падают, спотыкаются – не скучно, одним словом…

Ведьма смотрела-смотрела на это безобразие, потом глаза закатила:

– Идиоты… И за что только такое наказание на мою голову?!

– Хозяйка-а, – едва дыша, подполз к ней на карачках тощий чёрт, – он сли-и-ишком тяжёлый! Может, не будем его на кладбище тащить, а прямо здесь закопаем?

– Нет, вы понесёте на кладбище и…

– Я придумал! – радостно перебил ведьму Хряк. – Мы его здесь распилим, а потом по частям перетаскаем! Так же легче, правда, а?

– Так, заткнись, рационализатор… – уже с нескрываемым раздражением прошипела Агата сквозь зубы. – Он мне на кладбище целый нужен.

– Да легко! – ещё радостнее Хряка подпрыгнул оживший Наум. – Вот у меня нитки с иголкой есть. Перетаскаем по частям, на месте сошьём, и будет как новенький!

Не сдержалась ведьма, кулаки сжала и на рык перешла:

– А ну, заткнитесь вы оба! Дебилоиды космические, никакого зла на них не хватает… Короче, ты и ты! Взяли вот этого казака целиком, как есть, взвалили на плечи, понесли на кладбище, а там…

– А там съедим. Да?!

– Убью… или уволю. Нет, сначала уволю, а потом убью… Слушать меня-а-а!!!

– Что прикажете, хозяйка? – черти во фрунт вытянулись. – Чего сразу орать-то…

– Так… взяли казака, отнесли на кладбище, положили на третью могилу слева, – утомлённо потирая пальцами виски, продолжила Агата Саломейская. – Не справа! Зажгли три свечи, одну в головах, две в ногах. Не перепутайте, болваны!