Алла Соловьёва - Затемненная серебром. В лабиринте тайн

– Отпусти меня! – снова и снова повторяла я, даже когда он осторожно поставил меня не на асфальт, а в снег. Я поняла, что, применив левитацию, Елизар спустился с трассы вниз.

– Прости, – глухо произнес Тагашев.

Он отошел от меня на шаг, и только теперь я пришла в себя.

– Я очень испугался за тебя, маленькая дикая кошка. – Красивое лицо было бледнее мела. Темные притягивающие омуты, подсвеченные страстью, потухли, словно затерялись в ночи. Похоже, он сожалел, что утратил контроль, и сожалел сильно. Избегая моего взгляда, Елизар отвернулся. – Николай и Макс ждут тебя. Давай же, беги к ним, – едва слышно сказал он.

Чувствуя подступившие слезы, я глубоко вдохнула, загоняя их как можно глубже. Миг волнующей слабости – для него и целый сонм противоречивых мгновений – для меня. Всего лишь несколько прикосновений, а теперь чувствуем себя, как два преступника, желающие оправдать поступки друг друга.

Я повернулась. Трассу окружали Хранители. Два огромных волка бросились ко мне. Один – черный, с переливающейся от резко вспыхнувшего света шкурой, – Макс. Другой – коричневый, с мощной, будто отлитой из бронзы грудью, – Николай. Раньше я никогда не видела трансформацию главы клана. Вернее, лишь однажды – когда он спасал нас с Ириной от мракауров. Но этот обрывок воспоминаний, до сих пор преследующий меня в кошмарных снах, плохо отложился в сознании крошечного ребенка.

Они переживали. Оба! Глядя на них, я бросилась им навстречу.

То утро надолго отложится в памяти. Невероятное количество Хранителей, буквально залитый светом прожекторов автодром и сотни вопросов, заданных сначала Хранителям, сопровождающим меня, потом Ланбину, затем мне. Я заняла место Марка в подогнанном микроавтобусе с тонированными стеклами и вяло отвечала Николаю. Беседа больше походила на смесь допроса и всплеск родительского негодования. Впервые в жизни Вязин разозлился по-настоящему. А вскоре к Николаю присоединился и Фомин. Глава клана окинул директора острым взглядом, но говорить с ним при мне не стал, зато за меня взялись с новой силой. Вновь посыпались вопросы: откуда появились Охотники? Кому говорила об экзамене? И так до бесконечности. Через час односложных ответов мне наконец-то разрешили выбраться из импровизированного кабинета на колесах.

Ноги затекли. Кутаясь в куртку Фадеева, я спрыгнула в снег и сразу отыскала взглядом Тагашева. Они с Марком стояли особняком от Хранителей. Елизар что-то говорил брату: неторопливо, глядя прямо в глаза. Сначала, похоже, отчитывал, но потом на его красивом лице проступила вина. С каждой секундой разговора скулы Ланбина все более бледнели. Догадаться, что в данную минуту Елизар рассказывает правду о себе, было нетрудно. Видимо, решил, что молчать больше нельзя. Марк выслушал и медленно отступил от Елизара, словно видел перед собой чужого, жестокого вампира. Руки парня медленно сжались в кулаки, но ненависти в нем я не разглядела – лишь недоверие, отчаяние и боль. Бросив резкую фразу, Ланбин развернулся и спешно направился к группе верлафов. Плечи Тагашева опустились. Глядя вслед Марку, он будто застыл. Мракаур скрыл свои чувства, и что творится у него в душе, знает только он сам. «Неужели Марк не простит?» – огорчилась я.

– Совесть не мучает? – раздалось над ухом.

Я вздрогнула, так как не заметила, когда Фадеев отделился от остальных охранников Николая и подошел ко мне.

– Ты никогда не думаешь о том, что за тебя переживают другие! Как ты могла уйти, Злата?

Меня мгновенно заключили в стальные медвежьи тиски. Макс горячо дышал в ухо и злился. Его слова задели, но возразить было нечего. Ковыряя снег ботинком, я потупилась. Признавать свою вину неприятно, но от этого никуда не денешься.

– Прости, Макс, но мне нужен был этот зачет, хотя теперь рассуждать об этом бессмысленно. Сдать его не было возможности. А из-за меня пострадали Хранители. Но нападения Охотников не ожидал даже Фомин! Если бы я знала, никогда бы сюда не пришла! – Избегая синих порицающих глаз, я уткнулась носом в его грудь.

– А вот я не уверен, – прорычал Макс, впрочем, не переставая гладить меня по спине. – Ты всегда так говоришь, но каждый раз идешь на поводу у собственных принципов! Фомин – директор, но у тебя есть своя голова на плечах. Хотя, знаешь, в последнем я сомневаюсь!

– Макс, пожалуйста, не кричи, – обессиленно вздохнула я. – Еще одной промывки мозгов я не выдержу. Мне и Николая хватило!

– В кои-то веки Вязин решился тебя отчитать, – смягчился он и слегка прикусил мне мочку уха, затем зарылся лицом в волосы. – Обычно на твои выходки он смотрит сквозь пальцы. А хорошую трепку ты действительно заслужила, забияка. Лично я, увидев тебя, подумал о ремне как минимум два раза, – буркнул он.

Упоминание столь грозной воспитательной меры вызвало улыбку:

– Ты бы не смог.

– Не смог бы, – согласился Фадеев и, приподняв мне голову, тихо рассмеялся. – Но остаться безнаказанной особо не надейся. Недавний опыт, после которого ты стала смущенной и шелковой, вполне можно использовать как наказание!

Несложно догадаться, о чем он говорит. Припомнив утро в прихожей, я ощутила, что лицо запылало, но внезапно насторожилась. Причиной были не слова Макса, а случайно донесшийся из-за двери микроавтобуса разговор. Говорили Фомин и Николай. Беседа вовсе не на повышенных тонах. Так разговаривают двое временно разочарованных друг в друге добрых товарищей. Вскинув голову, я приложила палец к губам, давая Максу понять, чтобы он помолчал. Сначала на его лице появилась усмешка, совсем как у Тагашева, когда он уличил меня в подслушивании, но, уловив слова Николая, парень тоже притих.

– …сегодня же напишу заявление об отзыве Златы из академии, – устало говорил глава клана. – Я никогда не думал, что ты способен подвергнуть мою дочь опасности!

Тело напряглось. Заслышав об отзыве, я едва не упала. Благо Макс поддерживает.

– А я и не способен, – невозмутимо заявил Фомин. – И ты об этом прекрасно осведомлен! Вампиров на территории не было, а я сделал все, чтобы избежать риска! Но самое противное – я не знаю, что теперь делать с экзаменом. Может, проведем еще раз? – как ни в чем не бывало спросил он. – Если здесь будет столько Хранителей, сколько сейчас, не думаю, что Охотники осмелятся напасть.

Фадеев поморщился. С доводами директора он был явно не согласен – вероятно, с удовольствием запер бы меня в мастерской в тесной компании кисточек, – но следить за разговором не перестал. Кажется, я на него плохо влияю.

– Ты меня не слышал? – сухо спросил Вязин.

– Если о заявлении, то нет. – Теперь в тоне Фомина послышались резкие ноты. – Я все еще директор академии, и не подпишу его! А если будешь настаивать, то поищи на мою должность кого-то другого!